Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время дверь хранилища снова со скрипом отворилась.
На пороге склада возник темный силуэт женщины. Источник света находился позади нее, поэтому никто не видел ее лица. С плеч незнакомки на пол с шелестом соскользнула большая белая простыня. Шкворень быстро подобрал оброненный кастет.
Женщина молча шагнула вперед. Двигалась она как-то странно, неестественными угловатыми движениями.
– А ну стоять! – рявкнула ей Красотка, схватив перепуганную девушку за горло и прижав к стене. – Сколько вас тут скрывается?!
– Двое было, – прохрипела девушка, ошарашенно глядя на женщину.
– А это тогда кто?!
– Не знаю… Впервые вижу…
– Проваливай отсюда, тетенька, – угрожающе сказал Шкворень. – А иначе мы за себя не ручаемся…
Однако та продолжала молча наступать на него, вытянув вперед руки. Шкворень размахнулся зажатым в кулаке кастетом и хотел ударить женщину. Но голова незнакомки резко сдвинулась вбок, она молниеносно схватила бандита за руку и резко вывернула. Послышался приглушенный хруст, и Шкворень истошно завопил от боли.
Отскочив к противоположной стене, он швырнул в женщину кастетом, но промахнулся. Тот влетел в распахнутую дверь склада, послышался грохот бьющегося стекла, и свет в складском помещении мгновенно погас. Шкворень со стоном рухнул на пол, прижимая к груди сломанную руку, а Красотка, решив не дожидаться окончания, бросилась к выходу.
Она мчалась в кромешной темноте, выставив руки перед собой, налетая на углы и встречные двери. К счастью, она всегда хорошо ориентировалась в пространстве и запоминала пути к отступлению.
Добравшись до последнего угла, Красотка нащупала дверь и, с силой толкнув ее, вылетела в уже знакомый служебный коридор. А за ее спиной раздавались громкие испуганные крики Шкворня и этой молодой парочки, а еще громыхали тяжелые удары.
Кажется, она только что лишилась последнего подельника. Красотка громко, замысловато выругалась. Определенно, черная полоса в ее жизни и не думала заканчиваться.
Тимофей Зверев вернулся в квартиру, где прожил всю свою жизнь с самого рождения. Но он вдруг понял, что не может думать о ней как о своей. Со смертью матери исчезло нечто неосязаемое, неуловимое, но при этом очень важное, что делало это жилище его домом.
Бабушка Тамара прожила у него три дня, но сегодня она уехала домой. Он сам проводил ее до Санкт-Эринбургского вокзала и посадил на поезд. Все эти три дня она готовила, стирала, прибирала и постоянно старалась занять внука каким-то делом, чтобы отвлечь его от грустных мыслей. Тимофей никогда еще столько не ходил по магазинам, не пылесосил ковры и не выносил мусор, но все его мысли, все тяжелые воспоминания никуда не девались. Бабушка планировала пожить подольше, но Тимофей настоял, что ей пора ехать – у нее еще работа. А ему не особо хотелось кого-то видеть, тем более – с кем-то говорить.
Отец постоянно был занят на киностудии. Он обещал заехать за ним завтра утром либо прислать вместо себя Оксану. А пока Тимофей собирался в последний раз переночевать в этой квартире, ставшей ему абсолютно чужой.
Несмотря на позднее время, спать ему совсем не хотелось. Парень бродил из комнаты в комнату, вспоминая последние события.
Все случившееся за последние недели представлялось ему каким-то кошмаром, чем-то нереальным, что просто не могло с ним случиться. Нападение Свежевателей, непонятный разрыв с Лизой, которая теперь его видеть не хотела, и самое страшное – убийство матери… Выстрел, прогремевший над красной дорожкой, и крики перепуганной толпы до сих пор звенели у него в ушах. Тимофей больше всего на свете хотел поскорее стереть все это из памяти, но разве такое забывается?
В квартире стоял полумрак, но включать свет не хотелось. Неестественная тишина давила на уши. Ангелина обычно слушала классическую музыку либо смотрела информационные каналы по телевизору. Больше здесь не будет ни того ни другого… Тимофей даже не представлял, как жить в этой квартире без матери. Он бесцельно слонялся по просторной гостиной, длинным коридорам, изящно обставленным комнатам. Все в этой квартире говорило исключительно о матери, о ее вкусах и интересах. На стенах висели многочисленные постеры ее фильмов в позолоченных рамках, на полках стояло множество книг по искусству, сидели и стояли куклы. Сотни дорогих коллекционных кукол молча наблюдали за Тимофеем маленькими блестящими глазками.
Зверев заглянул в спальню матери. И воспоминания вновь нахлынули на него, а к горлу подкатил ком. Да, Ангелина Зверева была очень странной женщиной. Она хранила столько секретов, что хватило бы не на одну жизнь. И ответы на все загадки унесла с собой в могилу. Тимофей никогда не был до конца уверен, любит ли она его. Но он любил за двоих, а теперь у него ее отняли… Да еще таким ужасным способом.
А он в их последнюю встречу наорал на нее, хоть и видел, как больно ей слышать каждое его слово. И это было самое страшное. Знать, что обидел человека, но больше никогда не увидишь его живым… Что не сможешь извиниться и получить прощение. По щеке Тимофея скатилась слеза, и он быстро вытер ее рукавом толстовки.
В спальне все еще стоял запах ее любимых духов, будто она лишь недавно покинула комнату. Здесь всегда так пахло, ведь Ангелина обожала духи.
Тимофею вдруг вспомнились времена, когда он еще был маленьким, лет пяти. Он прибегал сюда по утрам, забирался к маме в кровать и сворачивался клубочком рядом с ней. Тимофей улыбнулся, вспоминая, как будил маму, а она ласково ворчала на него и делала вид, что хочет выставить из комнаты, но затем обнимала и чмокала в лоб. Она слишком часто приходила домой лишь под утро, и поспать ей удавалось каких-то пару-тройку часов.
Зверев шагнул к ее любимому антикварному трюмо – тому самому зеркалу, через которое она общалась с истинным отцом Тимофея, в котором парень однажды увидел его змеиные глаза. Многочисленные куклы, сидящие на полках, все так же пристально следили за каждым его движением.
– Эй! Ты видишь меня? – громко спросил парень, обращаясь к холодному зеркалу. – Слышишь, что я говорю? Тебе известно, что она умерла? Что у меня больше… – Голос Тимофея предательски дрогнул. – Никого нет… из кровных родственников… Хоть ты поговори со мной! Мне сейчас очень нужен кто-то… Кто-то, кто сможет меня выслушать. И понять…
Но антикварное зеркало хранило молчание. На трюмо стояли старинные шкатулки с драгоценностями, изящные хрустальные флаконы с духами, какие-то косметички… несколько фотографий Тимофея в разном возрасте. Наверное, мать все же любила его, хоть и вела себя подчас словно чужая. И она пыталась убить Лизу… едва не прикончила его самого… Это было самое странное.
Обхватив руками широкие плечи, Тимофей подошел к большому окну и посмотрел вниз на знакомый двор. Там все еще стояла машина Ангелины, уже засыпанная сухими листьями. Как было бы хорошо, если бы она сейчас вышла из нее, живая и невредимая. Он так и представлял эту картину… Но, увы, это было невозможно.