— Ну, какой разговор. — Петрович посмотрел начасы. — Давай часа в три встретимся в моем кабинете… в его то есть.Потолкуем. С Упырем надо что-то решать. Зарвался парень.

— В три? — Я тоже взглянула на часы.

— Придешь?

— Приду.

Я поднялась и, кивнув Кузе, зашагала к кустам. АндреяКоломейцева я помнила упитанным, веснушчатым мальчишкой, который вечно ныл и недавал покататься на своем велосипеде. А вот теперь он, оказывается, нашучастковый. Впрочем, я тоже довольно давно не играю в «классики», и если я заэто время успела закончить институт, то и Андрюхе ничто не мешало сделать то жесамое. Выбравшись из кустов, я огляделась и, сунув в рот два пальца,по-разбойничьи свистнула. Надо сказать, свистеть я умею мастерски, вызывая темсамым зависть у мужского населения района младше пятнадцати лет. Но и без тогоя человек в нашем районе довольно известный. Семь лет назад обо мне частописали газеты, и не только областные. Я занималась художественной гимнастикой икое-чего в этом виде спорта достигла. Правда, олимпийского «золота» так и неувидела. В девятнадцать лет, возвращаясь с дачи, я попала в аварию, и с большимспортом пришлось проститься. Поначалу это было нелегко, но раскисать я себе недавала, окончила институт и начала работать тренером в своей спортивной школе.Год назад, когда наш директор по состоянию здоровья ушел на пенсию, ясовершенно неожиданно для себя оказалась на его месте единогласным решениемколлектива, которое, что еще более неожиданно, охотно поддержало начальство.Забот на меня свалилось столько, что горевать об олимпийском «золоте» простовремени не было. И теперь, размышляя о своей жизни, я могла с убежденностьюсказать: что бог ни делает, все к лучшему. Свистнув, я еще раз огляделась ивскоре заметила, как дрогнули ветви кустов напротив. Кузя тоже заметил, хотелтявкнуть, но, посмотрев на меня, флегматично отвернулся.

— Чугунок, — позвала я не слишком громко. —Вылазь.

Ветки раздвинулись, появилась невероятно чумазая физиономия,затем очам моим предстал Чугунок в полный рост, в драных шортах, ядовито-красноймайке и спросил опасливо:

— Петрович где?

— Ушел. Кто сигареты украл? Воровать дело опасное.Могут по рукам дать, а курить вредно. Вроде бы мы с тобой беседовали на этутему?

— Ага, — кисло ответил Чугунок. — СигаретыВалька спер, а я третий день не курю. В завязках. Я слово держу, ты ж знаешь.

— Знаю. Только чего ж Петрович за тобой припустился?Еще и ногу подвернул.

— Петрович ко мне придирается. Я тебе еще в тот разговорил: чуть что, сразу Чугунок.

— Классно заливаешь, я сейчас прямо заплачу. — Оннаконец приблизился, протянул мне ладонь, торопливо вытерев ее о штаны, исказал:

— Здорово, Дарья.

— Здорово. Отойдем-ка в сторонку для разговора…

— Воспитывать будешь? — кисло поинтересовался он.

— У тебя мать есть.

— Теперь еще и папаша объявился. Ванька Косой, что угастронома побирается, к мамке моей прибился, а вчера, не поверишь, говоритмне: Васятка, ты, говорит, Васятка, меня отцом зови. Отцом… вот умора. Нахрена, скажи, мне такой папаша? Мне и мамки за глаза хватает.

— Мамка самогонкой торгует?

— Само собой.

— У нас участковый новый, предупреди мать, пустьпоаккуратней.

— А наш Петрович?

— На пенсии.

— Дела. — Чугунок погладил Кузю и со вздохомзаметил:

— Новая метла по новому метет. Поговоришь с ним?

— Поговорю.

— Ага… Мы ведь без этой самогонки с голоду подохнем.

— Знаю, — кивнула я. Мы немного помолчали, мысли уобоих были невеселые.

— Как у Сеньки глаз? — спросил Чугунок, которогопо-настоящему звали Васькой.

— Нормально.

— Ага… Не лез бы он к Упырю. Ведь тот нарочно егодразнит.

— Не лез…а фотография?

— Пусть девчонка еще раз ему фотографию пришлет.

— Не в этом же дело, — вздохнула я.

— Понимаю. — Мы опять замолчали. —Дарья, — шмыгнув носом, сказал Васька. —

Упырь в наш универсам повадился.

— Зачем? — не сразу сообразила я, занятаяпечальными мыслями.

— А ты подумай. Мать у него запойная, а пожрать онлюбит. Только я тебе ничего не говорил.

— Само собой. Ты сегодня Упыря видел?

— Конечно. В парке, на его обычном месте. — Васькаеще раз погладил собаку и, кивнув на про-щание, растворился в районе гаражей. Амы с Кузей направились в парк.

Если честно, встречаться с Упырем мне совершенно нехотелось. Во-первых, потому что его физиономия сразу же напоминала мне особственной глупости: будь я чуть умнее, наш район не страдал бы от выходокэтого гаденыша, во-вторых, я была убеждена, что взывать к его совести делозряшное и мы с Кузей понапрасну теряем время. Именно по этой причине всю дорогудо парка я хмурилась и тяжко вздыхала, так что Кузя сначала поглядывал на меняс недоумением, а потом и вовсе скис. Перед Кузей было стыдно, две недели назад,когда он занозил лапу я, оказывая медицинскую помощь, советовала ему бытьоптимистом, хотя пес еще несколько дней после проведенной операции неловкоскакал по двору на трех лапах. Советы давать легко, а как до дела дошло,оказалось, что у меня самой этого оптимизма кот наплакал. Кузя по добротедушевной напоминать мне об этом не стал, но я все равно сочла нужным пояснить:

— Если б дело касалось меня… а тут Сенька. Он жеребенок.