— Дарья Сергеевна! — Голос его звучал строго, авыражение лица точь-в-точь как у нашей учительницы на лабораторной работе похимии, когда она, вышагивая между партами, бдительно следила за реактивами вдетских руках, в любой момент готовая залечь на пол.

— Отвяжись, — буркнула я, Андрюха покраснел, а ясо злостью добавила:

— Чего ты заладил: Дарья Сергеевна, Дарья Сергеевна. Тыж до пятого класса со мной в одном дворе рос. Или не помнишь?

— Помню, — широко улыбнулся Андрюха. — Ты мнееще по носу дала. Бабушка к твоей маме жаловаться ходила…

— Так ты велик зажал. Не давал прокатиться…

— Ага.

— Ладно, пошли, — махнула я рукой, не удержалась исъязвила:

— Черт-те что творится на твоей территории.

— А чего творится-то? — испугался он.

— Ты что, не слышал? Фотографию забрал какой-то Зюзя. Икак я ее верну, скажи на милость?

— Так чего ж мы Клюквина отпустили? Надо было егодопросить.

— Скажет он тебе, как же… а может, и в самом деле незнает. А вот ты знать обязан. Петрович всю шпану как свои пять пальцев знал…

— Я второй день и…

— А как ты в магазине оказался? — остановилась я,Андрюха тоже замер и неохотно пояснил:

— Я… за тобой приглядывал.

— Что? — Глаза у меня полезли из орбит, а Кузяжалобно заскулил, качая головой.

— Я в смысле помощи, — затараторил Андрюха. —Мало ли что…

— Очень много от тебя толку, — заметила япрезрительно и, кивнув на прощание, зашагала к дому.

Во дворе в беседке, с одной стороны обвитой хмелем, сиделСенька в компании Петьки и вечно чумазого Чугунка. Все трое грызли семечки стаким унылым видом, точно с минуты на минуту ожидали конца света.

— Ты ужинал? — подойдя ближе, спросила яплемянника.

— Ага. Спасибо.

— Пожалуйста.

Я села на скамейку и покосилась на Чугунка.

— С новым участковым говорила? — бросив горстьсемечек голубям, спросил он.

— Поговорю. Пока случай не представился.

— Как он вообще?

— Нормально, в нашем дворе рос до пятого класса. Можносказать — свой человек… А ты, случаем, Зюзю не знаешь?

— Зюзю? — Чугунок несказанно удивился и дажевытянул шею на невероятную длину, чтобы иметь возможность заглянуть мне вглаза.

— Ты ж слышал.

— Слышал. Зачем он тебе?

— Знаешь или нет?

— Зюзя не из наших, он крутой.

— Да неужто? — презрительно кривя губы,осведомилась я. — Чего ж это твой крутой с Упырем дружит?

— Упырь врет, цену себе набивает.

— Ясно. И чем твой Зюзя знаменит?

— А ты не вредничай, а то я с тобой разговаривать небуду. Про Шмеля слышала?

— Ну…

— Его парень. Соображаешь?

— Не очень, — созналась я. — А где живет этотЗюзя?

— Не знаю, — покачал головой Чугунок. —Где-то недалеко. Я его часто встречаю. Хотя, может, он здесь по делам бродит.Это ведь их район.

— В каком смысле? — нахмурилась я.

— Ох, Дарья, — тяжко вздохнул Чугунок. — Натебя как накатит, так ты точно моя мамка: ну дура дурой.

— Вот сейчас влеплю затрещину, — рассвирепела я,но Чугунок уже спрыгнул с лавки и, присев на корточки рядом с Кузей, стал егонаглаживать.

— Может, мне с ним пожить? — вдруг сказал он.

— Где? — обалдела я.

— В конуре. Она у него просторная, места хватит.

— Спятил совсем, — фыркнула я и зашагала кподъезду.

Мое кухонное окно выходит во двор. Делая вид, что в кухне уменя накопились неотложные дела, я то и дело поглядывала туда, наблюдая забеседкой. Где-то через час Сенька кивком попрощался с друзьями и направился всторону гаражей, я метнулась к окну и гаркнула:

— Сенька! — Он весьма неохотно приблизился. —Куда это ты собрался? — сурово поинтересовалась я.

— Прогуляюсь.

— С таким украшением на физиономии лучше во дворесидеть.

— Да я недалеко…

— В парк, что ли? — Он, по обыкновению, сталразглядывать свои кроссовки, а я со вздохом сообщила:

— Нет у него фотографии. — Головы он неподнял. — Честно, нет. Какой-то его знакомый на ней номер машины записал иунес с собой.

— Зюзя?

— Что? — опешила я.

— Фотографию Зюзя унес?

— Нет. Не знаю…

— А сама всегда говоришь, что врать нехорошо.

— Ну-ка быстро домой! — рявкнула я, теряятерпение. Сенька повиновался, устроился за столом на кухне и даже выпил чаю.Вид он имел отрешенный, и меня это здорово беспокоило. — Слушай, — невыдержала я, — этот Зюзя наверняка ее уже выбросил. А твоя девушка вполнеможет сфотографироваться еще раз.

— Конечно, — согласился Сенька с таким видом, чтоя сердито швырнула в мойку чашку и удалилась с кухни, хлопнув дверью.

Спала я в ту ночь плохо, а лишь только начался рассвет,выпила кофе и, покинув квартиру, побрела в сторону стадиона «Строитель», где вветхой пятиэтажке проживал Петрович. Возле его дома я начала мучитьсяугрызениями совести: в такое раннее время к людям не заглядывают, тем более чтоПетрович теперь и не участковый вовсе, а заслуженный пенсионер. Чертыхнувшись,я прошла к открытым воротам стадиона и замерла в некотором недоумении. Насколькомне было известно, увлечение Петровича спортом сводилось к регулярномупросмотру футбольных матчей по телевидению, но сейчас он собственной персонойсуетился возле песка для прыжков в длину и что-то там замерял. Моргнув раза трии даже тряхнув головой с намерением избавиться от галлюцинаций и ничего этим недостигнув, я приблизилась, устроилась на травке чуть в сторонке и спросила,глядя на часы:

— Рановато для занятий физкультурой.