же съездить к нему и вернуться!

- Я вижу, как вы медленно идете. Ганта делает за день на пять миль больше.

Это вызвало споры среди офицеров. Одни предлагали ускорить шаг и оторваться от погони. Другие, коих большинство, хотели развернуть коней и встретить врага лицом к лицу. Эрвин видел по глазам: и те, и другие догадывались, что их план не принесет успеха. Но медленное, тяжкое отступление было нестерпимым.

Герцог дал ответ:

- Мы не сможем ускорить ход – на наших плечах раненые. Предлагаете бросить их врагу? Пойти Ондею навстречу также не можем. Он узнает об этом от разведки, выберет хорошую позицию, отдохнет как следует. Встретит нас свежими силами, тысячами стрел и двумя Перстами.

Иксы молчали. Эрвин читал на лицах мысль: если бы не было раненых!..

- Мы продолжим идти на запад с прежней скоростью. До столкновения с гантой имеем восемь дней. За это время должны найти поселение, в котором будет лекарь и снадобья. Все силы разведки употребите на эту задачу. Всадников Ондея больше не ловить.

Кроме прочих бед – а счет им шел на дюжины – имелась и такая. Гной-ганта Пауль обещал орде сказочные трофеи. Почти каждый в округе, кто только мог двигаться, ушел вслед за ним. Степь опустела, редко-редко встречались бедные пастухи: старики да мелюзга с одной-двумя худыми коровами. Пара ведер молока – вот и весь прок от них. Ни информации, ни, тем более, медикаментов.

Однажды нашли безногого шавана. Чтобы выжить, он рыл землю и жрал червей, выжимал зубами сок из травяных стеблей. Обрубки ног вовсю сочились гноем, мухи так и жужжали над ними. Искалечить человека и бросить в таком состоянии – зверство даже для степняков. Эрвин заподозрил руку Пауля - и не ошибся. Калека рассказал, как устроено войско Гной-ганты, и чем наказывают за непослушание. Сообщил также, что орда идет навстречу волчьему графу.

Недолго длился спор о том, подарить ли калеке милосердие. Решили, что он не заслужил его: ведь по своей доброй воле шел с ордою Пауля. Северяне двинулись дальше, бросив живой обрубок.

И тогда кайр Джемис сказал:

- Мы должны пойти за Паулем.

Среди прочих несчастий, коих и так не сосчитать, с Джемисом творилось нечто странное. В ночном бою почти каждый что-то потерял. Кто лишился жизни, кто верного друга, кто здоровья или коня. Под Эрвином погиб Дождь – славный, умный товарищ, прошедший с герцогом огонь и воду. Не будь даже никаких иных бед, одной гибели Дождя хватило бы Эрвину, чтобы пролить слезы.

Кайр Лиллидей не потерял никого. Выжил Стрелец, только мех опалил. Выжил Эрвин – единственный друг Джемиса в этом войске. Гвенды не было в сожженных кораблях – она рассталась со своим спасителем еще в Славном Дозоре и уплыла на север. Стало быть, она тоже жива. И несмотря на это, Джемис сделался мрачнее тучи. Молчал целыми часами, смотрел в землю так, что взглядом продавливал борозды. Брал в седло Стрельца и бесконечно гладил, гладил, гладил его. Пес скулил, чувствуя: это вовсе не ласка, а нечто пугающе иное.

Эрвину досаждало поведение кайра. В отличие от Джемиса, он нес на плечах двойной груз: ответственность за всех, кто выжил, и страх за свою семью. В Уэймаре отец и сестра, и именно туда скачет Пауль с ордою. Любой другой воин мог утешиться тем, что семья и дети – далеко на Севере, в безопасности. Но семья Эрвина очутилась прямо на острие ножа.

От ближайшего своего соратника он ждал поддержки, а не угрюмого молчания. Спросил было:

- Джемис, что с вами творится?

- Все хорошо, милорд, - кайр выцедил так, будто продавил кинжал между зубов.

- Вините меня в поражении?

- Нет, милорд.

- Да в чем же дело, тьма сожри?

- Оставьте, милорд. Я в порядке.

И стиснул холку бедного Стрельца.

Иксы двойственно относились к Джемису. Он вызывал их уважение как сын великого отца и блестящий мечник. Но в дни осады дворца Пера и Меча, когда ковалась кольчужная дружба иксов, кайра Лиллидея не было с ними. Он не вкусил блеска победы при Лабелине, не ликовал в ночь штурма столицы, не стоял на дворцовой стене днем и ночью, не оплакивал Деймона Ориджина и Бранта Стила. Джемис вернулся из Запределья уже после войны – однако стал лучшим другом и первым помощником герцога. Иксы ощущали ревность.

Кроме прочих бед, которые лились, как майский дождь, лучший командир иксов выбыл из строя. Выстрел Перста Вильгельма срезал руку капитану Гордону Сью. Он остался в седле и смог выехать из боя, но спустя два дня обрубок воспалился.

- Не волнуйтесь, милорд, пустячное дело! – Капитан широко и как-то по-детски усмехался. – Рука же левая, это ерунда. Вот если б череп, было бы хуже!

Меррит – лекарь первой роты – снова осмотрел его и покачал головой. Герцог тоже видел багровые полосы, протянутые, словно щупальца, по коже капитана. Гнилая кровь…

- Употребите все снадобья. Верните его любой ценой!

- Какие снадобья, милорд? – осведомился лекарь. На третьи-то сутки даже пузырьков не осталось.

- Возьмите… это.

Эрвин отдал флакон с соком змей-травы. В миг, когда пальцы оторвались от стекла, он ощутил тяжесть потери. Это зелье помогало выстоять всякий раз, когда было плохо. А сейчас, пожалуй, хуже всего. Глоточек-другой вечером – и удастся поспать. Глоточек утром – и…

- Заберите и спрячьте! – рыкнул лекарю. – Послушайте, как давать…

Он сообщил инструкции. Меррит спрятал пузырек и тихо произнес:

- Милорд, вы должны понимать: то, что случилось в Запределье, - чудо. Видно, сама Агата взлетела на Звезду и на руках принесла вас назад. Не стоит надеяться, что сейчас…

- Закройте рот и делайте свое дело!

Потом он созвал офицеров. Следовало назначить нового командира роты. Заместителем Гордона Сью служил лейтенант Фитцджеральд. Нужно утвердить его в новой должности, либо… Кайр Джемис Лиллидей давно перерос уровень простого мечника. Он отлично понимает тактику, кое-что знает о стратегии, и он – самый надежный боец изо всех. Не дать ли ему офицерский чин?

Когда люди уже собрались, Эрвин понял свою ошибку. Волнение за Гордона Сью затуманило мысли, вот и сделал не подумав. Нужно было сперва обсудить с Джемисом и Фитцджеральдом, а уж потом говорить всем. Но теперь поздно: группа офицеров стоит перед герцогом, и у каждого лицо чернее пахотной земли, и каждый уже все понял о Гордоне Сью.

- Милорд, есть ли шансы?