Бронкс, 1948–1950

Дела Павла процветают, так что Рабенштейны могут покинуть квартиру в Кингсбридж-Хейтс и перебраться в дом в Ривердейле. Хотя у каждого есть теперь своя комната, мальчики постоянно цапаются. Точнее сказать, это Джереми терроризирует младшего братишку, наступает ему на босые ноги своими сапогами, смеется над его близорукостью, плюет ему в лицо, крадет и прячет его тетради, карандаши и очки, ябедничает, когда он опаздывает в школу, развязывает его шнурки или, наоборот, связывает ботинки вместе, разбрасывает по полу его грязные трусы. Когда Дженка бьет Джоэля за эти глупости, которых он не совершал, он не смеет пожаловаться на Джереми; он знает, что Джереми, в свою очередь, отлупит его, когда они останутся одни.

Ему тягостно думать, что до конца их жизни мать будет любить и почитать старшего брата больше, чем его, но он не знает, как это изменить. Нельзя же надеяться, что Джереми убьет его, как Каин Авеля, чтобы Джейка наконец поняла, что ошибалась, считая старшего более достойным любви, чем младшего, ведь в таком случае будет поздно радоваться, что ты любимый сын…

Возникает и другая проблема: Джереми начал учиться играть на скрипке. За короткое время он разучивает мелодии Малера, Дворжака и больше всего Яначека — те самые, что Дженка слышала когда-то на концертах в муниципальном зале или в Национальной Пражской опере и от которых она плачет по своей молодости.

— С ума сойти, как ты научился заставлять твою маму плакать за такой короткий срок, — восторгается она. — Опомниться не могу. Три такта Яначека — и мои слезные железы работают на всю катушку. Хотела бы я знать, как ты это делаешь.

Джоэль, не обладающий музыкальным талантом, не имеет никакого влияния на эти железы.

В глубине души больше всего ему хочется играть в бейсбол с друзьями после школы, но Дженка против.

— Слыханное ли дело такая глупость? — говорит она. — Бить по мячу битой, потом ловить его и посылать в исходную точку, ты можешь мне сказать, зачем все это? Ты можешь мне объяснить, какой интерес бегать сломя голову по полю в форме бриллианта? Твои предки умели резать и гранить бриллианты, вот это было дело. Когда-нибудь ты побываешь в Музее бриллиантов в Праге и поймешь, о чем я говорю.

Стадион «Янки» всего в нескольких остановках к югу от их дома, на четвертой линии подземки, но и речи быть не может, чтобы Джоэль пошел на матч любимой команды. Все его друзья имеют право туда ходить, только он — нет; и вдобавок он не может даже читать результаты бейсбольных матчей, потому что, вместо того чтобы покупать «Пост», как все отцы, Павел покупает «Таймс».

Одинокий и несчастный в школе, затюканный братом дома, Джоэль зарывается в книги. Он берет в школьной библиотеке том за томом и глотает их от первой до последней страницы. В четвертом классе он начинает вести подробные списки, записывает названия, авторов и темы, краткое содержание и свою личную оценку (по десятибалльной системе). Его любимые авторы (10/10) — Агата Кристи, Александр Дюма и Жюль Верн, на четвертом месте идет А. Дж. Кронин. К концу шестого класса в его списке уже двадцать страниц.

Однажды Дженка находит список на его столе. Она впечатлена и с восторгом рассказывает о нем Павлу за ужином. Следующей ночью Джереми крадет список. Когда Джоэль припирает его к стенке, он даже не дает себе труда отрицать.

— Это старье? — говорит он. — Газет не осталось, и я использовал его для растопки.

Джоэль лишается дара речи.

— И что с того? — продолжает Джереми. — Ты всегда можешь написать другой, ведь правда? Ну же, беби, кончай нюниться… Не говори мне, что ты побежишь жаловаться мамочке!

С этими словами он старательно давит своим грубым башмаком босые ноги Джоэля и плюет ему в лицо.

Джоэль опять идет в школьную библиотеку и начинает новый список. На этот раз он складывает его и прячет в потайном месте — наподобие тех гениз[2] в синагогах, где хранят священные книги в ожидании церемонии предания их земле.

Заранее готовясь к своей бар мицве, Джоэль начинает с одержимостью изучать правила Талмуда и Торы. Одно из них немного тревожит его, то, что запрещает расточать свое семя. Это один из худших грехов на свете, Бог просто-напросто убил Онана за это!.. Хотя, если вдуматься, Онан был наказан не за то, что мастурбировал, а за то, что, когда его брат умер и он женился на его вдове, как предписывает Тора, он не хотел делать ее беременной, потому что их сыновья считались бы сыновьями его брата, а не его, и он даже не имел бы права завещать им свое добро, так что он решил самоустраниться и изливать свое семя на землю. Ну да ладно, как бы то ни было, мораль сей басни та же: если изливать свое драгоценное семя попусту, становишься нечистым, будь то нарочно (для ублажения) или нет (во сне). Согласно устной традиции, раввины, которые видят эротические сны в канун Йом Кип ура или Рош а-Шана, не имеют права совершать обряды. Бедные! — думает Джоэль. Они, наверно, стесняются прийти в синагогу и сказать: Э-э, знаете, мне очень жаль, но придется найти кого-нибудь другого, чтобы совершать обряды в этом году…

Джереми — тот уже отпраздновал свою бар мицву. Он говорит, что хочет, когда вырастет, стать адвокатом, чтобы защищать новорожденное государство Израиль, но пока один закон он нарушает почти ежедневно, тот, что запрещает изливать свое семя нарочно (для ублажения). Джоэль это знает, потому что их комнаты рядом и сквозь стену он слышит, как старший брат пыхтит и стонет вечер за вечером. От этого, должно быть, остаются следы, потому что Дженка регулярно бранит старшего сына за испачканные простыни. Иногда Джереми протестует, рыдая: «Я не трогал себя, мама! Клянусь тебе!» — «А это что такое? — кричит Дженка. — А? Что это? Ткнуть тебя в это носом, чтобы ты признался, что это вышло из твоего шофха?»

Джоэль знает, как страшна бывает в гневе Дженка: она может ранить до глубины души и заставить краснеть, как девчонку; так что он горячо, постыдно доволен, когда достается Джереми, а не ему. Хуже всего, что попреки Дженки всегда бывают связаны с Холокостом. «Ты думаешь, мои сестры погибли, чтобы ты мог теребить свою штучку? — говорит она, например. — Ты думаешь, что шесть миллионов евреев развеялись дымом, чтобы ты вот так губил свое будущее? Так-то ты хочешь компенсировать потерю самых образованных людей Праги