Конан Дойл прошел врачебное обучение (см. с. 33), доктор Ватсон, фиктивный автор пятидесяти шести из шестидесяти историй о Шерлоке Холмсе, тоже имел такое образование. Ничего удивительного в том, что впервые мы встречаем Холмса в больнице, а его приключения содержат многочисленные упоминания о болезнях, лекарствах и медицинских практиках (см. с. 173). Например, в «Истории лысого» в «Знаке четырех» (1900) стетоскоп Ватсона позволяет подтвердить нормальную работу сердечных клапанов, митрального и аортального, в то время как в «Тайне Боскомской долины» (1891) Ватсон показывает свой (а точнее Конан Дойла) уровень профессионализма, изрекая: «Третья задняя теменная кость и левая часть затылочной кости»[8].

В прекрасной работе The Scientific Sherlock Holmes[9] (2015) профессор Джим О’Брайен превозносит тот тест, который придумал Холмс для идентификации крови в «Этюде в багровых тонах»; как мы увидим в девятой главе, сыщик особенно много знает о лекарственных веществах и ядах. Холмсианский канон тем не менее не содержит упоминаний о рентгеновских лучах или посмертных вскрытиях (горячая тема в 1880-х из-за убийств Джека-потрошителя), а поиск по слову «микробы» не дает ничего. Это говорит о том, что хотя Холмс и выглядит первопроходцем во многих аспектах криминалистической науки, его вклад в специфическую область криминалистической медицины ограничен.

Великий бог Наука при поддержке технологии и капитала избрал Британию местом рождения промышленной революции. Последняя совпала с быстрым ростом населения и стала топливом для стремительной урбанизации.

В 1815 году Лондон был величайшим городом мира, его население превышало три миллиона человек. Ко времени Холмса эта цифра удвоилась. Никогда в человеческой истории не существовало ничего подобного: огромный, разбросанный на обширных территориях, погруженный в дым лабиринт особняков и лачуг, башен, доков, переулков, пабов, фабрик и мастерских, прорезанный грязной рекой и окруженный растущими пригородами, которые каждое утро благодаря тысячам миль железных дорог отрыгивали в центр массу людей. Среди его убожества и хаоса банкиры и бизнесмены, землевладельцы и юристы, торговцы и строители делали деньги – больше денег, чем могли представить ранее жившие поколения.

Наука и технология являли себя во всей красе почти на каждой лондонской улице. Показывали себя в газовом уличном освещении, в рельсах, проложенных на земле и под землей, в огромных вокзалах, в приречных дамбах, в пароходах с железными корпусами, что теснились у пристаней и в доках, и прежде всего в величественном Тауэрском мосту (возведен между 1886 и 1894 годами) – ошеломляющей комбинации разводного и подвесного моста.

И в то же время прогресс, если это был именно он, имел и обратную сторону. В хаотическом скоплении анонимных миллионов беспрецедентное материальное благополучие соседствовало с ужасающей бедностью и нищетой. Тут Холмс работал, тут он был часто нужен. Для него «этот огромный мусорный ящик, куда неизбежно попадают бездельники и лентяи со всей империи» («Этюд в багровых тонах») был источником вдохновения и дохода. Использование науки позволило создать одолеваемый преступностью мир, в котором родился великий детектив, ну а его миссия состояла в применении науки, чтобы сражаться против этой преступности.

Летом 1588 года понадобилось целых двадцать четыре часа, чтобы с помощью огня маяков передать информацию о появлении Непобедимой армады из Корнуолла на юго-западе Англии в Лондон. Двумя веками позже, в 1805 году, депеши, содержавшие детальные новости о знаменитой победе Нельсона в битве при Трафальгаре, а это уже Гибралтар, проделали тот же путь за рекордные тридцать семь часов. Менее чем через столетие Шерлок Холмс отправил телеграмму из Дартмура, графство Девон (рядом с границей Корнуолла), в Лондон и получил ответ («Телеграмму получил. Выезжаю ордером на арест. Буду пять сорок. Лестрейд») за несколько часов («Собака Баскервилей»). Подобная революция в области средств связи была еще более красноречивым примером того, как наука трансформировала повседневную и деловую жизнь на протяжении XIX века.

Несомненно, без быстрой коммуникации многие из историй Шерлока Холмса закончились бы не так удачно. Королева Виктория наблюдала за первым телефонным звонком в Великобритании в 1877 (см. с. 125), когда Конан Дойл изучал медицину. Согласно «биографам» Шерлока Холмса, тогда ему было девятнадцать лет. Интересно, что телефонные звонки появляются в двух ранних текстах: «Знак четырех» и «Человек с рассеченной губой» (1891); потом они надолго исчезают, и появляются только в «Знатном клиенте» (1924) и «Человеке с побелевшим лицом» (1926). Можно предположить, что Холмс, руководимый литературными инстинктами своего создателя, избегает новейшей коммуникационной технологии, пользуясь более осязаемой – и, возможно, романтичной – телеграфом (см. также с. 120).

Что бы мог сделать Холмс, используя средства, доступные современным детективам, – беспроводная связь (1900-е), радиотелефон (1946), факс (1964), Интернет (1980-е), смартфон (2000-е), Ватсап (2009) и так далее, – знает только Всевышний.

Поезда – очень важная черта мира Шерлока Холмса.

Как телеграф изменил область коммуникаций, так железные дороги совершили революцию в транспорте. Первая пассажирская линия в мире – железная дорога между Ливерпулем и Манчестером – открылась 15 сентября 1830 года. Через пять лет в стране было 403 мили путей, к 1840-му цифра увеличилась до полутора тысяч, а еще через десять, в 1850-м, Британию пересекали 6500 миль путей. И эта цифра более чем удвоилась к концу столетия.

Упоминаний железнодорожных поездок в текстах о Шерлоке Холмсе слишком много, чтобы их просто перечислить. Как мы увидим (с. 140), поезда позволяли и самому сыщику, и тем, кого он преследовал, перемещаться с невообразимой для прежних эпох скоростью. Очередной пример того, какое двусмысленное наследие оставляет наука: она расширяет возможности для преступников, но в то же время и возможности для их поимки. Дальнейшие достижения на ниве транспорта – автомобиль и аэроплан – возникают только в сборнике «Его прощальный поклон» (1917), и то упоминаются вскользь.

Если Холмс перемещается не пешком и не на поезде, то он предпочитает транспорт вроде кэба или догкарта. Современные чувствительные читатели, привязанные к домашним животным, могут расстроиться, обнаружив, что их любимый детектив разъезжал в экипаже, запряженном собаками[10]. Но не стоит беспокоиться: догкарт вовсе не колесная версия эскимосских саней, которые тащат хаски, но легкий открытый двухколесный экипаж, в который запрягали единственную лошадь. Исходно его придумали, чтобы сопровождать охоту, и позади сиденья располагалось отделение для охотничьих собак, отсюда и сбивающее с толку название.