— Если бы я тебя вовремя не остановил, их было бы куда больше. Ты же не дикий бедуин, не дитя пустыни, ты в школе учился, где тебе математику преподавали. Складывать, множить научился. Если еще раз застану тебя за таким занятием, самому пулю в голову пущу.

— Ладно, проехали, — махнул рукой Хусейн. — За тех, кого я пристрелил, может, нам вообще ничего бы не заплатили. Кто знает? Это как в лотерею играть, один билет выигрышный, а десять пустых.

Сармини покачал головой:

— Если рассуждать, как ты, то лучше вообще не вести никаких дел. Мы с тобой торговцы живым товаром и должны абсолютно точно знать цену того, с чем выходим на рынок. Согласен?

— Согласен, — как эхо повторил Хусейн.

— Тогда скажи мне, сколько стоят те двое русских, которых ты чуть не пристрелил?

Диб беззвучно зашевелил губами, словно считал невидимые деньги, после чего выдал:

— Шайтан их знает. Русских я не люблю, они подонку Асаду оружие поставляют. Зря ты мне помешал на спусковой крючок нажать.

— Ты сейчас не воин, а торговец. А торговцу главное — получить прибыль с продажи товара, — принялся читать курс экономики Сабах. — Для бизнесмена все равно, кто кому помогает оружием. Для него важно только получение денег и больше ничего, никаких дополнительных эмоций. Пока ты в свои идиотские игры играл и портил дорогостоящий товар, я делом занимался.

— Не спорю. Ты деньги привез, — согласился Диб.

— Эти деньги — мелочь по сравнению с тем, что мы можем получить в будущем. Вот, — с этими словами Сабах положил на стол компьютер-планшетник и включил его.

Хусейн с недоверием щурился на планшет, в его понимании компьютер был пригоден лишь для игр и переписки.

— Теперь смотри, — Сабах принялся водить пальцем по экрану. — Я собрал всю доступную информацию по нашим пленникам. Создал базу данных на них. Вот, скажем, французский инженер, заходим на его страничку. Год рождения, недвижимость, которой он владеет, молодая жена, дети от первого брака. Кредиты, страховки, отчисления на пенсию. А вот и фирма, на которую он работает: годовая прибыль, оборот, стоимость активов. К кому надо обращаться за выкупом?

— В первую очередь к семье, как мы и сделали, — убежденно произнес Хусейн.

— Если мы правильно сделали, то почему до сих пор не получили выкуп? — задал встречный вопрос Сабах.

— Жена и дети деньги еще не собрали, — пожал плечами Диб и нервно запустил пятерню в бороду.

— Не собрали, несмотря на то, что мы вдвое уменьшили сумму? — ухмыльнулся Сабах.

— Не выкупить мужа или отца — это позор.

— Не путай наши традиции с европейскими. У них все уже давно живут индивидуально. Эгоисты полные. Дети выросли, обзавелись своими семьями и стали чужими для родителей. Никто деньгами делиться не станет.

— Можно с фирмой связаться, он же на них работает, прибыль приносит. Должны же они его выкупить, — неуверенно проговорил Хусейн, уже понимая, что вновь ошибся. — Не заплатят, мы его пристрелим.

— Ладно, — сжалился над менее сообразительным соплеменником Сармини. — Теперь послушай, что я тебе скажу. Инженеру осталось три года до пенсии. Много он прибыли принесет фирме? Есть у него на работе перспектива?

— Прибыли мало, перспектив никаких, — признался Диб.

— Значит, давить на фирму смысла не имеет. Он для них не ценный работник, денег за него они никогда не заплатят.

— Остается семья, — так и не смог переключить мозги на европейский лад командир повстанцев.

— Дети от первого брака? — Ехидная улыбка появилась на лице Сабаха. — Они на него в обиде за развод с их матерью. Какой смысл им платить? Остается молодая жена? Вот уж к кому следует обращаться за выкупом в последнюю очередь! Ей тридцать два, ему шестьдесят пять. В случае гибели супруга за ней остается их дом в Гренобле и она же получает страховку в триста тысяч евро. Да она спит и видит себя молодой завидной вдовой.

— Пристрелить его надо, зря хлеб жрет, — скоропалительно вынес приговор Диб.

— Инженер — товар, который надо продать, вот только покупателя правильного найти следует, — продолжал ухмыляться Сармини.

— Ты же сам сказал, что он никому не нужен. Пусть подавится страховкой его жена-шлюха.

— Я не говорил, что инженер никому не нужен живым. Я только отмел тех, кто не станет за него платить.

— Тогда я отказываюсь понимать, — развел руками Хусейн. — Жене, детям, фирме он не нужен. Единственное применение — расстрелять на глазах у других пленников, чтобы знали: так будет с каждым, за кого не заплатят. Пусть сами подсказывают, к кому обращаться за выкупом. Буду я еще голову себе ломать.

— Я не просто так базу данных составлял. Не от нечего делать информацию собирал. Ты забыл о страховой фирме, где застрахована его жизнь. В случае смерти они должны выплатить его жене-шлюхе триста тысяч. А теперь подумай, если мы зарядим страховщикам сумму выкупа в двести тысяч, выгодно будет им заплатить нам, а не ей?

— Думаю, начнут торговаться, но на сто пятьдесят тысяч согласятся, — просветлевшим лицом сказал Диб. — Повезло мне с заместителем. Да о таком варианте даже сам инженер не подумал. Головастый ты, Сабах.

— Аллах не обидел — наградил, — самодовольно произнес Сармини.

— Ну, так пошли, прижмем «лягушатника», — оживился Хусейн. — Он трусливый, обмочился сегодня.

— Инженера я только как пример привел, — Сабах продолжал «колдовать» с планшетником. — Чтобы у тебя мозги совсем уж на место стали, я тебе покажу, каких пленников ты сегодня чуть было на тот свет не отправил.

Сармини поднял планшет и развернул экраном к командиру. С фотографии ему счастливо улыбались Данила с Камиллой.

— Русские тележурналисты, работают на один из центральных телеканалов России. Ты знаешь, сколько на этом канале одна минута рекламного времени в прайм-тайм стоит?

— Я же воин, — напомнил Диб.

— Я тоже не только бизнесом занимаюсь, но тем не менее уточнил. И в России не зря учился, язык знаю. Тридцать тысяч долларов за одну минуту показа рекламного ролика. Пока мы с тобой тут говорим, на счет канала уже миллион баксов упал.

— Круто, — занервничал Диб и стал перебирать в пальцах сердоликовые четки. Так за них же можно по миллиону за каждого зарядить.

— Можно, — кивнул Сабах. — Такие деньги они могут выложить. К тому же неучтенных бабок на телевидении проворачивается больше, чем легальных. Взятки, скрытая политическая реклама, кинопроизводство…

— Так давай, звони владельцу, пусть деньги готовит. — Хусейн так воодушевился, что даже вытащил из кармана сотовый телефон.

Сармини упивался своим умственным превосходством над командиром. Хусейн не искал сложных ходов, не выстраивал комбинаций, он предпочитал рубить сплеча. Все его действия просматривались от первого шага до последнего во всей своей незамысловатости. Звонок владельцу — требование выкупа, а затем, в зависимости от результата, освобождение пленников или же их показательная казнь.