Эмили Радд отступила на шаг в сторону и полезла в сумочку за ключом от парадной двери, посчитав, что дала новой хозяйке достаточно времени, чтобы собраться с духом.

Чарити невольно сравнила себя с безупречно выглядевшей Эмили. Темно-красные подошвы шпилек, подобранные в тон мелированным кончикам волос, давали понять, что эта упакованная красотка способна кого угодно разделать в зале суда, не теряя ни йоты привлекательности. А вот у Чарити футболка спереди вся в пятнах от глины, и подобные пометки украшали большую часть ее повседневной одежды. Издержки профессии, ничего не поделать.

– Ах, вот же они! – Эмили выудила ключи из сумочки и широко улыбнулась, демонстрируя идеально нанесенную помаду. Понятно, почему дедушка выбрал эту пламенную служительницу Фемиды в качестве своей душеприказчицы. Она не была назойлива, не проявляла любопытства… по крайней мере пока. Еще масса времени для допроса с пристрастием.

Эмили держалась рядом, и Чарити была благодарна ей за то, что первый шаг на долгом и трудном возвращении в дом она сделает не в одиночестве. Поддержка другого человека доставляла ей облегчение и боль одновременно. Боль – потому что она слишком много времени проводила наедине с собой, и симптомом считалось уже то, каким образом она подстраивалась к людям.

– Можно не спешить. – Эмили поправила сумочку на плече и опустила ключ в руку Чарити.

Прежде чем отпереть парадную дверь, Чарити глубоко вдохнула, чтобы снять напряжение. Ключ в ее ладони нагрелся – старомодный, с круглой петлей на одном конце и с маленьким флагом на флагштоке с другой. Она закрыла глаза и поднесла ключ к лицу. Пахнуло ржавчиной и какой-то парфюмерией – видимо, Эмили пользовалась лосьоном или дорогим антибактериальным средством. Чарити принюхалась и различила другие запахи: керосин, корица, табак… У нее перехватило дыхание, зрачки расширились. Эти запахи были привычны, как запахи шампуня и зубной пасты, которыми она пользовалась каждый день, или как аромат ее любимого эфиопского кофе. Запахи керосина или табака – старые знакомые, запахи детства. И это означало лишь одно – дедушка здесь. Здесь и сейчас, с ней. А значит, она не будет одна, когда…

– Мисс Бакстер, с вами все в порядке? – Голос Эмили донесся издалека, как сквозь вату.

– Все нормально. – Чарити попыталась улыбнуться, но лицо Эмили расплылось перед глазами. Из левого глаза выкатилась одинокая слезинка. Затем из правого. Не выпуская из ладони ключ, она вытерла щеки, стараясь вспомнить, когда плакала в последний раз.

Она не заплакала, когда ей сообщили о смерти дедушки. Просто бросила на гончарном кругу незаконченную вазу, подошла к окну, за которым постоянно горели огни Нью-Йорка, и простояла там всю ночь, до того момента, когда солнце вырвалось из-за пятидесятисемиэтажного небоскреба и ударило в глаза.

Эмили по-прежнему держалась рядом.

– На сегодня я отложила все дела, спешки нет.

Внезапно Чарити ощутила потребность узнать, что известно Эмили о ее отношениях с дедом.

– Скажите, Эмили, дедушка многое вам доверял?

Профессиональная гримаса исчезла, уступив место доброй улыбке – слишком непосредственной, чтобы быть фальшивой.

– Да.

– Он говорил вам, что я не приезжала сюда много лет?

Эмили присела на качалку с видом на подъездную аллею, узкую песчаную дорогу и несколько разбросанных вдоль побережья больших домов. Положила ладони на сумочку. Подобные сумочки, очень дорогие, Чарити часто видела в витринах, где они свисали с белых рук пластиковых манекенов. До сих пор она не понимала притягательность подобных вещей, теперь же не могла отвести взгляд. Руки Эмили держали сумочку так, будто в окрашенной коже и блестящих пряжках заключена вся сила женщины, стремящейся выжить любой ценой. Фирменный ярлык – это ведь своего рода щит.

Внутри вспыхнула искра зависти. Надо и себе купить такой щит. А может быть, и меч в комплекте.

Эмили наконец заговорила:

– Ваш дедушка был – и остается – моим клиентом.

Чарити смутилась:

– Извините. Я не имела в виду отказ от услуг.

Эмили похлопала по качалке рядом с собой, и Чарити присела возле нее. К ним рвался ветер с залива, но когда они обе оказались под защитой длинной крытой веранды, вернулся в бухту и теперь лениво перебирал листья кустарника за углом. Через день или два Чарити откроет все окна и впустит ветер в дом. Но не сейчас.

– Ваш дедушка говорил, что у вас первое время будет много вопросов. И дал мне четкие указания ничего от вас не скрывать.

У Чарити мурашки пробежали по коже.

– Вы говорите о нем, как будто он жив.

Губы с безупречной алой помадой печально сжались.

– Он здесь. – Эмили провела по груди кончиками пальцев с маникюром в тон помаде. – В моем сердце. И я благодарна, что он обратился ко мне. Общаясь с ним, я многому научилась.

Чарити внезапно поняла, что́ она упустила, не приезжая к деду под предлогом занятости. От этого ей стало только хуже.

– Я… я бы хотела… – Она запнулась. Что сказать? Что хотела быть более заботливой внучкой? Что не следовало впустую растрачивать последние несколько лет? Это правда, но теперь-то что толку?

Где-то далеко пронзительно вскрикнула чайка. Чарити подняла глаза и разглядела птицу, которая, широко раскинув крылья, ловила ветер, готовая нырнуть за кормом.

– Смотрите, чайка. – Точно так же дедушка указывал ей на птиц. Чарити могла часами наблюдать за чайками. Дедушка готовил гончарные изделия к обжигу, а она устраивалась на бабушкином стеганом одеяле у входа на веранду. Мастерская находилась внутри дома; Чарити надеялась, что гончарный круг так и стоит там. Или дед забросил ремесло?.. Нет. Даже когда она была совсем ребенком, дедушка говорил: «Настанет день, и гончарный круг будет твоим».

У Чарити защипало в носу. День настал.

Эмили встала со скамьи.

– Не пора ли нам войти?

Чарити вытерла вспотевшие ладони о брюки и тоже встала. Сердце ухнуло вниз и едва не выскочило из груди. Девушка медленно шагнула вперед и протянула к двери руку с ключом, но вдруг застыла на месте, будто ее оттолкнул незримый магнит.

– Может, лучше вы?

Эмили подняла бровь. Секунды шли, и Чарити почувствовала себя ребенком, который вышел во двор с мячом, а играть-то никто не хочет.

– То есть… может быть, откроете вы?

По лицу Эмили пронесся шквал эмоций. Пальцы с идеальным маникюром прикоснулись к рукаву Чарити.

– Как я сказала, ваш дедушка оставил мне указания, – произнесла она с едва заметной улыбкой и тут же сделала шаг в сторону, будто уклонялась от падающей ей на голову вазы.

Кровь прилила Чарити к лицу. Раздражение боролось с разумом. Спрашивается, для чего здесь Эмили? Разве не для того, чтобы протянуть руку помощи? Разве не за это дед ей платил?