В любом другом месте дом такой расцветки выглядел бы странно, однако вблизи пляжа, где разноцветные кораллы сочетались с зелеными растениями, песком и морской волной, этот лососевый оттенок был самым выигрышным. Белый орнамент подсвечивал каждую деталь. Массивное строение смотрелось как часть природы. Громоздкость скрашивалась благодаря нежным цветам и причудливым башенкам – одной в центре и трем со стороны сада. Последние три смотрели на залив и представляли из себя крытые патио. Далтон с удовольствием заглянул бы за арочные двери особняка.

Первый удар молнии озарил небо голубоватой вспышкой. Пора под крышу.

Со дня приезда на остров Далтон вновь открыл в себе любовь к литературе, и сейчас его ждала стопка непрочитанных книг. Он начал с Хемингуэя, но быстро перекинулся на новые издания Клайва Касслера и Джеймса Уайта. Пошла четвертая глава, когда раздался порыв ветра, а вслед за ним отчаянный женский крик.

Далтон отбросил книгу и кинулся к задней двери. Он не понял, откуда послышался крик, и быстро оглядел пляж. Если нашелся сумасшедший купаться в шторм, то кому, как не другому сумасшедшему, спасать его? Но внутренний голос подсказывал, что крик доносился с противоположной стороны.

Он спрыгнул с веранды и ступил прямо в лужу. Ветер поднимал песок, швырял в лицо и обжигал глаза. Далтон прищурился и закрыл лицо руками. По ладоням застучали мелкие камешки. Пляж был почти не виден. Вновь раздался крик, теперь явно слева, и Далтон развернулся и побежал туда. Рубашка сразу промокла, стало холодно. Приблизившись к Бакстер-хаусу, он увидел девушку, которая стояла с вытянутыми вверх руками, мертвой хваткой вцепившись в навес над небольшим патио возле веранды.

– Что вы делаете, черт возьми? – Далтон попытался перекричать ветер.

Девушка вздрогнула и обернулась через плечо. Лицо состояло из одних глаз, огромных, темно-карих, почти черных от страха.

Очередной порыв ветра едва не сбил ее с ног.

– Вы с ума сошли? Идите в дом!

Потоки воды стекали с края низкого навеса прямо на девушку, она сжала губы в струнку и непрерывно моргала.

– Он… сейчас… улетит…

Далтон догадался, в чем дело. Балка, на которой крепился навес, сломалась, и очередной порыв ветра мог его унести. Далтон подбежал к незнакомке и вцепился в металлический край, не давая навесу сорваться.

С завыванием проносились шквал за шквалом. Молнии сверкали без перерыва. По тому, как побелели пальцы девушки, Далтон понял, что ситуация становится опасной.

– Вы слышите меня? – прокричал он.

Она тряхнула головой. Резинка сползла с волос и висела на кончике хвоста.

– У меня есть брус два на четыре, попробую закрепить навес.

Она снова кивнула. Огромные карие глаза выделялись на бледном лице, в ресницах застряли песчинки.

– Я сбегаю к себе в коттедж. Продержитесь минуту?

Удар грома. Новый порыв ветра.

– Да… наверное…

Ветер взял передышку, и Далтон со всех ног бросился к коттеджу, заскочил в сарай и схватил брус, гвозди и молоток. Все настолько промокло и напиталось водой, что инструмент выскальзывал из рук. А хрупкая девушка, казалось, удерживала на тонких руках весь дом. Далтон сунул гвозди в рот, молоток – за пояс джинсов и приложил брус по диагонали к сломанной балке. Наживил гвозди. Затем поочередно вогнал каждый гвоздь по шляпку в дерево одним мощным ударом.

– Ничего себе! – пробормотала девушка.

Далтон усмехнулся про себя. Старый плотницкий трюк. Если гвоздь воткнуть в правильное место, он уйдет в дерево, как дырявая кастрюля на дно. Хороший фокус, если хочешь похвастаться перед девушкой в баре. В колледже он учился с парнем, который на этот случай всегда возил в машине обрубок дерева. И полезная штука, если нужно быстро заколотить несколько гвоздей, пока шторм не сорвал навес.

– Теперь не улетит. – Он сунул молоток за пояс.

– Спасибо. – Девушка попыталась отвести с бледного лица мокрые пряди волос, а они никак не хотели отлипать.

– Рад был помочь. – Далтон направился было к коттеджу, но тут молния ударила совсем рядом; он отпрянул и встал рядом с девушкой.

– Чарити, – улыбнулась она.

– Далтон.

– A-а. Я видела вас вчера. – Она переступила с ноги на ногу.

Он кивнул.

Девушка указала на застекленную веранду, которой Далтон любовался издали:

– Может быть, чаю или кофе? Пока не стихнет…

Чарити покусывала губы, под тонким покровом дружелюбия явно скрывалась недоверчивость. Выглядела она затрапезно, но, казалось, совсем не осознавала этого. Под ногтями грязь, даже после купания под ливнем. У него самого ногти никогда не отмывались, но это была жирная черная земля, а не та светло-серая субстанция, что у нее. Девушка промокла насквозь и выглядела совсем беззащитной под дождем и жестоким ветром. Кто в здравом уме поселится в таком непомерно огромном доме в одиночку? С другой стороны, может, она не и одна. Может, семья еще где-то в пути, а Чарити просто приехала на пару дней раньше. Великолепно – счастливое семейство и орущие дети прямо у него под окнами! А ведь даже просто выйти в город, где постоянно слышался детский смех, ему было тяжело.

– Вы живете здесь одна?

Похоже, вопрос ее испугал. Чарити сделала шаг назад. Глаза утратили яркость, и она выставила вперед плечи, словно готовясь к обороне.

– Да, – кивнула девушка, нашарила за дверью щетку и сжала в ладонях как щит. – Последние несколько лет я жила в Нью-Йорке.

Ее глаза чуть сузились, и Далтон догадался, что Чарити дает ему понять – она не жертва. Для женщины, сумевшей выжить в Нью-Йорке, одинокий сосед с молотком опасности не представляет.

– Нет, спасибо.

– Простите? – смущенно заморгала она.

– Нет, спасибо. Ни чаю, ни кофе. – Он нырнул под ливень и заторопился к своему коттеджу.

И уже оттуда взглянул, ушла ли она в дом.

А Чарити так и стояла со щеткой в руках, будто оценивая качество уборки, но смотрела на Далтона и его маленький коттедж. Она слегка наклонила голову, с мокрых волос капала вода, и с каждой вспышкой молнии он все больше сопереживал этой странной молодой женщине. Какой же маленькой она выглядела на фоне громадного особняка! Впрочем, Далтона не занимали проблемы других людей. Он должен был бороться со своим горем и знал, что если не добьется хоть какого-то прогресса, то отчаяние поглотит его и затащит в бездну, откуда ему уже не вырваться.

Далтон чувствовал, что какая-то часть его жаждет умереть в муках и что он зашел слишком далеко в своем страдании. Теперь надо биться, цепляться за что угодно, но карабкаться наверх. Потому что тьма становилась комфортной и Мелинде было бы за него стыдно.