Это его "Спасибо, дочь" и сейчас звучало в ушах. Отец говорил с ней, как со взрослой. Уважительно.

Когда она увидела его в толпе встречающих, то очень хотелось побежать. Но рядом на высоких каблуках шла сопровожающая. Да и чемодан пришлось везти самой.

Папа ждал её. С цветами. Вот неожиданность! Будто она совсем взрослая. Правда в другой руке у него был заяц. Тот самый. Тяпа. Которого она оставила в Москве. Самый засыпательный заяц на свете. И не было страшно.

6.

Младший "Ветер" всё же остался в Питере. Долго разговаривал на эту тему с Виктором. Тому оставался ещё год в Калининграде. И он советовал младшему не упускать возможность. Училище имени Фрунзе — самое престижное в стране.

Потом был разговор с начальником Нахимовского училища. Тот, листая личное дело воспитанника Ветрова Вадима Андреевича, и поглядывая на него из-под густых бровей, думал о том, что этому парню нужно дать сейчас зелёный коридор. Кто, если не он, сын погибшего офицера флота, может и должен учиться в самом лучшем училище. — Что решили, Вадим Андреевич? — обратился он к выпускнику, — Ты погоди, не отвечай, сядь, — указал стоявшему перед ним навытяжку Ветрову.

Вадим сел в кресло напротив начальника. — Вадим, послушай, я сейчас не как начальник, как отец с тобой говорю, — было заметно, как дернулась у Ветрова щека, — Да, как отец. Твой отец очень гордился бы тобой. Он ведь в Калининграде заканчивал? — Так точно. И брат там сейчас. — Я помню про Виктора. Но, не в обиду ему, ты талантливее в разы. И не опускай глаза. Гляди прямо! Это не стыдно, быть лучше отца и брата. Значит они многое в тебя вложили. И ты не можешь, понимаешь, права не имеешь, не использовать свой талант. Не удивлюсь, если ты ещё станешь начальником училища Фрунзе. — Я служить буду, товарищ капитан первого ранга. На Северном флоте. Как отец. — Ну-ну… Будешь. Станешь адмиралом, с тебя ящик коньяка. По рукам? А, Вадим Андреевич? — По рукам, Алексей Петрович.

У Вадима были и свои личные причины остаться в Питере. В училище Фрунзе шёл его лучший друг, с которым они всё Нахимовское бок о бок прошли. Юрка Бодровский. У того в училище Фрунзе в библиотеке работала мама. А отец служил в штабе Балтийского флота.

Юрка был из местных мажоров, засунутых в кадеты, чтобы мозги на место встали. Родители Юрки очень хорошо относились к Вадиму. Считалось, что именно братья Ветровы повлияли на их сына. Юрка закончил училище с отличием. — Ну что, Ветер, мы с тобой? — Куда ж я без тебя, Бодря.

Но и кроме Юрки была причина не уезжать. Причину звали Татьяна. "Итак, она звалась Татьяной…", но дальше имени сходство со скромницей Лариной заканчивалось. Яркая брюнетка Таня Рюмина была дочерью начальника учебной части Нахимовского училища.

Она увидела высокого старшекурсника Ветрова на традиционном балу в училище. То, какими глазами на этого парня смотрели почти все пришедшие девушки, только подогрело интерес. А стоило Вадиму улыбнуться, как девичье сердце сбилось с ритма.

Татьяна смотрела на него так пристально, что не пригласить её на вальс Ветров просто неё смог. Было в этой девушке столько жизни и желания любви! Не поддаться было сложно.

Ветров никогда ни к кому не относился серьёзно. Обычно отшучивался, мол, "фамилия такая". В голове прочно засел некий идеальный образ. Похожий, видимо, на образ матери. Красивая, верная, добрая. Этот образ год от года идеализировался всё больше. Будто в жизни мама состояла только из достоинств.

Татьяна закружила Вадима водоворотом эмоций и событий. Вытащила из "раковины", потянула гулять по весеннему тающему Питеру и окрестным паркам, где листва набирала силу. Показала, как танцуют люди по субботам на Стрелке Васильевского острова. Стала ему необходима.

7.

Как же Катя боялась этой встречи!

Потенциальная мачеха не выходила у неё из головы. Картинки рисовались одна красочнее другой.

Что сказать ей при встрече? Начать испытывать на прочность? А вдруг она будет орать? А вдруг папа не станет её защищать?

Тогда у Катерины был "план Б". Она уедет к бабушке с дедушкой. Но для начала попробует быть самостоятельной. Не нужна ей никакая нянька. Понятно ведь, что отец работает много. Про его "треклятую работу" всё время говорила мама. Как о самой злостной своей конкурентке.

Но одно дело, обдумывать свои планы, а совсем другое — осуществлять. Москва оказалась гораздо больше Стокгольма. В метро в два с лишним раза больше станций. И ещё та загадочная кольцевая линия. Непонятно зачем две Арбатские и две Смоленские. И станция Аэропорт там, где нет аэропорта.

Катя стояла перед школьным зданием в центре Москвы. Ладонь аж зачесалась, так хотелось папу за руку взять. Это было странное чувство. Вообще-то она не любила держаться за руки. А тут… Протянула ладонь. И папа взял её в свою крепкую мужскую лапищу. У папы руки красивые. И сам папа тоже. Все оборачиваются.

В канцелярии секретарь принимала их документы. Предложила Катерине, пока папа заявления пишет, сходить посмотреть на класс, это в двести четвёртый кабинет, и книги в библиотеке получить, она на первом этаже.

"Трусишка зайка серенький" из детской песенки про ёлочку внутри Кати Кузьминой толкал в сторону библиотеки. Мол, потом в класс. Там же эта. Ольга Владимировна. С папой не так страшно будет. Но беспокойная натура Катерины тянула и подпихивала к лестнице на второй этаж.

По этажу Кузьмина практически кралась. Задерживаясь у каждого окна и кабинета.

И вдруг… Вот уж, чего она не ожидала, так что эта Ольга Владимировна будет так похожа на Снежную королеву.

Льдисто-голубые глаза. Пепельный светлый холодный блонд. Стильная стрижка. И высоченные шпильки. Вот это да!

Её мама, считавшая себя красоткой, просто неуклюжий гренадер рядом с этой хрупкой утонченной женщиной. Вот бы так научиться одеваться и выглядеть! Шик! От восхищения у Кати аж рот приоткрылся.

— Катя? Кузьмина? — неожиданно выдала Снежная королева. Значит точно. Это она. — Ольга Владимировна, — одними губами прошептала Катя. И вздернула подбородок на всякий случай. Но её будто и не услышали.

— Ну, привет, Катя Кузьмина. Меня зовут Кира Витальевна. Я твой учитель немецкого языка. Или английского. Или немецкого? Сейчас, погоди, — и полезла в блокнот, — всё-таки немецкого.

Катя опешила. Как немецкого? — А математика? — только и нашла, что сказать. — А математику, — Кира Витальевна мягко взяла её за локоть, — Пойдём покажу, кто будет вести. И подтолкнула её в тот самый двести четвёртый кабинет.

Делать было нечего. Надо входить. Катя набрала воздуху в грудь.

В кабинете спиной к ним на стуле стояла девушка в лёгком платье и белых кедах и поправляла огромные объёмные картонные звезды на шкафу. Рыжая. Кудрявая.

— Ольга Владимировна, смотрите, кто пришёл! — позвала её Кира Витальевна.