Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но это невозможно! Тело формируется в утробе матери! Оно состоит из плоти! – не унимался Герман, крича в спину уходящему мужчине.
«Это всё какой-то бред», – крутилось в голове Германа.
Тут под потолком пролетел голубь, сбросив на плечо мастера грязный «снаряд».
Герман открыл дверь нараспашку и, выбежав в поздний осенний вечер, крикнул на всю улицу: «Эй, вы забыли птицу!» Но не застав адресата своего сообщения, принялся самостоятельно выгонять голубя наружу. Тот никак не хотел покидать место своего воскрешения. Но Герман был не намерен оставлять проклятую птицу в своей обители, и спустя минут десять голубь уже топтался на тротуаре, набивая желудок разогретой за день асфальтной крошкой и бог знает чем ещё.
Скульптор последовал совету необычного посетителя и принялся наводить порядок в мастерской, раскрыв нараспашку все окна. Официально уборка проходила в помещении, но на самом деле Герман разбирался в своей голове, раскладывая мысли по полкам. Он закончил в третьем часу ночи, и результат радовал взгляд. Правда, в голове по-прежнему творился бардак. Хорошо, что хоть мастерская приняла божеский вид. Жаль, что эта чистота продержится лишь до следующего мастер-класса, которые Герман организовывал каждые два дня.
Ночью скульптору приснились голуби. Он был одним из них, но при этом – чужаком, что постоянно пытался прибиться к стае. Пернатые собратья его не пускали, грозно вскидывая кверху крылья и распушая хвосты, потому что Герман был слеплен из глины и жутко пугал свою родню.
Весь следующий день Герман занимался кувшином. Он должен был сдать композицию до конца недели, иначе придётся отвечать за полученный аванс. К тому же заказчик был иностранцем, скульптор был обязан переправить своё имя через океан вместе с этим набором для вина.
Воодушевлённый отзывами, которые оставил на всех сайтах тот, кто называл себя Смертью, Герман закончил работу за один день. Его похвалил, пожалуй, самый требовательный человек в истории, если, конечно, его можно назвать человеком. Это воодушевляло. Правда, Герман не был уверен в том, что у Смерти были особые требования – он принял поделку слишком легко. Возможно, глина доделывала всё сама и ей неважно, что мастер мог допустить некоторые неточности или ошибиться с габаритами и природным рисунком на теле птицы. Возможно, важны были только контуры и размеры, но Герман решил всё-таки, что всё дело в его мастерстве. Именно поэтому голубь получился таким замечательным. Он не мог допустить ошибок, кто угодно, но только не он.
В воскресенье мастерскую заполнила толпа «вшивых». Именно так мастер называл людей, которые вели здоровый образ жизни, вследствие чего у них постоянно чесались руки слепить себе кривую кружку, нарисовать отвратительный натюрморт и изнасиловать гитару своим стремлением к творчеству.
Он терпеть не мог учить и объяснять основы тем, кто не собирался углубляться в суть искусства. Люди бесили его своими неудачами и смехом, который эти неудачи вызывали, но при этом касса приятно разбухала от наличности. Иногда такие курсы и мастер-классы приносили дохода больше, чем сами изделия. Герман натужно улыбался и старался быть максимально терпеливым, но часто срывался, за что имел в народе репутацию зануды, но к нему всё равно шли. У Германа было дёшево, и сам скульптор считался достаточно сильным профессионалом, пока несколько лет назад не открылась «Старая ваза». Она значительно проредила толпы клиентов, Герману пришлось выпускать различные скидочные купоны и даже устраивать розыгрыши бесплатных часов посещения. Но сегодня проблем с народом не было.
Безвкусные кружки, тарелки, горшки, простейшие фигуры негабаритных животных и людей быстро заполняли столы и полки мастерской. И им не было конца. Люди дуром пёрлись с самого утра, и это было так же прекрасно, как и ужасно. Шум и толкучка в тесном помещении раздражали и мешали сосредоточиться, но всё можно стерпеть, когда пальцы касаются денег.
Только за сегодняшний день Герман собрал больше, чем должен был получить за набор из кувшина и кружек, но ближе к вечеру голова и руки были совсем обескровленными от усталости. Он делал длительные перекуры, и многие посетители покидали мастерскую, так и не дождавшись своей очереди.
В тот же вечер пришёл Он. Осирис, – так всё-таки решил называть странного гостя Герман, – был в том же костюме и с тем же безразличием на лице. Он пришёл незаметно и затесался в толпе студентов. Герман завидел его не сразу – лишь когда кто-то из толпы обратился к мастеру, Герман заметил на себе этот холодный взгляд и, прослушав суть задаваемого вопроса, просто кивнул в ответ парню, который позвал его.
– А когда можно записаться? – снова раздался надоедливый голос, который вывел Германа из ступора.
– Что? – переспросил он у лопоухого юноши с таким сальным лбом, что тот отбрасывал солнечные зайчики.
– Когда можно будет записаться к Вам в подмастерья? – повторил он.
– Я не беру подмастерьев, – брезгливо бросил Герман.
– Но Вы же только что кивнули, когда я спросил об этом, – не унимался паренёк.
– Я не расслышал вопроса. Простите, но ученики мне не нужны.
– Очень жаль, Ваш талант нужно передавать молодому поколению. Сами понимаете, время мастера не вечно, – совершенно спокойно произнёс Осирис, и Германа тут же прошиб сильнейший озноб.
Вся спина и руки его покрылась гусиной кожей, словно в помещение проник январский сквозняк.
Голос мужчины в чёрном пиджаке, казалось, расслышал только сам Герман, потому что никто не обратил внимания на этот странный и жуткий комментарий. Эти слова так напугали и озлобили мастера, что, запутавшись в собственных эмоциях, он сам не заметил, как выдал вслух следующее:
– Пусть заканчивают институт как все нормальные люди, а не лепят всякую фигню, из которой не то что пить или есть, но и другим показывать стыдно.
А вот этот комментарий расслышали абсолютно все. В воздухе повисло неловкое молчание, и только звук монотонно крутящегося гончарного колеса царапал слух.
Люди молча покидали мастерскую – один за другим. Герман хотел было извиниться, но понял, что словами сейчас можно всё сделать только хуже. Спустя пять минут в мастерской остались только он, Осирис и ещё несколько человек, которые пропустили всё мимо ушей.
– Зачем же Вы так сурово? – нарушил тишину мужчина в пиджаке. – Теперь о Вас оставят кучу негативных отзывов.
Герман лишь пожал узкими плечами. Сейчас его волновал совершенно другой, более острый, вопрос.
– Почему Вы сказали, что время мастера не вечно? Мне что, скоро на покой? – не обращая внимания на других людей, словно те