— Помилуй Бог, Андрей Викторович, — сказал Соболев. — Какая тут нескромность? То, что вы рассказали, вызывает восхищение… Задержание профессионального киллера? Это достойно правительственной награды!

Обнорский усмехнулся, пряча усмешку в усы… Награды? Да, это достойно награды. И эту награду Андрею вручили… после года мытарств… в проходном дворе… со словами: «Держите. Вам медаль, а этим вашим орлам — Звереву и Каширину — часы от министра МВД. Мы их биографии тщательно изучили. По обоим тюрьма плачет: один пять лет за вымогалово отсидел, второй два года в федеральном розыске числился… А мы им — часы. Цените, Обнорский, и помалкивайте».

Человек, который передал Андрею медаль и наградные часы, забыл упомянуть, что «орлы», у которых действительно были сложности в биографии, вычислили и задержали профессионального киллера Кроху. Что за Крохой лежит целое маленькое кладбище и терять ему особо нечего, а объявление Каширина в федеральный розыск связано с милицейским головотяпством. Родион, сам в прошлом сотрудник милиции, был объявлен в розыск как свидетель. Однако где-то в недрах бюрократической машины произошла поломка, и спустя два года «напряженного розыска» (Каширин жил себе дома, ни от кого не скрываясь) Родю задержали как опасного рецидивиста… долго разбирались, а потом освободили, забыв извиниться.

Обнорский усмехнулся в усы и ничего не стал объяснять Соболеву про награды. Он видел умные, проницательные глаза премьера и знал, что Соболев поймет… Но объяснять не стал. К чему «грузить» гостя?

— Скажите, Андрей Викторович, вы беретесь за любые расследования? — спросил Соболев.

— Отнюдь. Мы разборчивы, как барышня на выданье.

— Каковы критерии отбора? Общественный резонанс? Коммерческий интерес? Сложность?

— Разумеется, все эти факторы имеют значение, Георгий Васильевич. В том числе и коммерческий интерес, но от некоторых очень выгодных предложений мы все же отказываемся,

— Любопытно… Вам не нужны деньги?

— Нужны. Их еще, к сожалению, не отменили. Отказываемся мы в тех случаях, когда заказчик хочет получить устраивающий его результат. У нас есть основополагающий принцип: вы можете заказать у нас расследование, но не можете заказать результат.

— Я вас понял, Андрей Викторович, — произнес премьер. — Кстати, вы слышали о «деле Горделадзе»?

— Да, разумеется, — кивнул Обнорский. — О нем нельзя не слышать.

— И что вы об этом думаете? — спросила Валентина Павловна.

— Думаю, что шумиха вокруг исчезновения Горделадзе раздута искусственно. — Андрей закурил, повертел в руках бокал с рубиновым «бастрадо». — Скорее всего это пиар-акция самого Горделадзе. И группы заинтересованных лиц.

— У нас на Украине многие считают по-другому, — заметил премьер. — В исчезновении Горделадзе обвиняют… вернее, не обвиняют… Короче, некоторые намекают на причастность к этому президента и спецслужб. Делу пытаются придать исключительно скандальный, политический характер.

— Я, — ответил Обнорский, — далек от политики, Сергей Васильевич. Однако считаю, что и в России, и на Украине политические убийства исключительно редки… В наших условиях убивают, как правило, свои и, как правило, за деньги. Опыт наших расследований самых громких, резонансных дел подсказывает, что в основе почти всегда лежит коммерческий интерес. Я, разумеется, не могу говорить обо всех убийствах или покушениях в России, но по Питеру мы информацией владеем.

— Вице-мэр Малевич? — Быстро спросил Соболев.

— Убит в связи с невозвратом долгов, взятых под предвыборную кампанию Демократа. Я не смогу это доказать в суде, но оперативные материалы подтверждают именно эту версию.

— Убийство Галины Старухиной тоже имеет под собой… э-э… финансовую основу?

— Однозначно, — твердо сказал Обнорский.

— Вы проводили эти расследования? — спросил Соболев.

— Да, мы проводили собственные расследования.

Соболев сделал глоток вина, помолчал, а потом сказал:

— Когда я читал ваши документальные книжки, я понимал, что за этим материалом — огромная, кропотливая работа. Но даже представить себе не мог, что вы создали целую расследовательскую организацию. Скажите, Андрей Викторович, как у вас складываются отношения с властью… с ГУВД, в частности?

— По-разному, — ответил Андрей. — И в Смольном, и в ЗакСе, и в ГУВД — разные люди. Кто-то нас поддерживает, даже помогает нам… А кто-то ждет не дождется момента, когда мы допустим какую-то ошибку. Если мы публично называем вора вором, взяточника — взяточником, а бандита — бандитом… за что же им нас любить? Не все нас любят, далеко не все.

— М-да… нам в Крыму здорово не хватает структуры, подобной вашей. У нас тоже криминальная ситуация далека от идеала. За последние годы мы, конечно, Крым подчистили и кое-кому хвост прижали… Но много еще работы. Очень много. Журналисты у нас есть. Но вот опыта расследовательской работы у них не хватает.

— А мы своим опытом делимся, — ответил Андрей. — В том числе с крымскими коллегами. Я, кстати, недавно был в Крыму, мы там семинар по расследованиям проводили.

— Вот тебе и раз, — сказал Соболев. — Почему я не знал? Вернусь — взгрею своего пресс-секретаря. Когда вы были в Крыму? Где?

— Семинар проходил неподалеку от Ялты. В сентябре, как раз, когда Горделадзе исчез. Ажиотаж, кстати по этому поводу был огромный, все украинские СМИ только об этом и говорили.

— Горделадзе… — задумчиво произнес премьер. — Скажите, Андрей Викторович, а если бы вам предложили поработать над темой исчезновения Горделадзе? Вы бы согласились?

— Не знаю… Скорее — не согласился бы.

— Почему, Андрей Викторович? Вы же не очень хорошо знакомы с «делом Горделадзе», — возразил Соболев.

— Напротив, Сергей Васильевич. Я, волею случая, весьма хорошо знаком с «делом Горделадзе», — произнес Обнорский, Он задумался, вспоминая свою поездку в Крым.

* * *

Кренясь в вираже, «ТУ-154» развернулся, и в иллюминаторе показалось море. Море было невероятной, насыщенной синевы, вдали оно смыкалось с небом, и этот переход был невидим. Вблизи синева окаймлялась белоснежной ниткой прибоя вдоль длинной желтой косы.

Все краски были яркими, чистыми, избыточными. Самолет снижался, от перемены давления закладывало уши… Море исчезло, сменилось «геометрией» сельхозугодий, дорог и поселков. Самолет снижался очень быстро, скоро стали различимы крыши домов, бегущие по дорогам автомобили и отдельные деревья в лесопосадках. Растопыривая закрылки, самолет гасил скорость, скользил над бетоном аэропорта… сел. И долго, минут пятнадцать, катился по дорожкам, среди белых, красных и желтых линий разметки. Остановился в полусотне метров от здания аэропорта с надписью поверху — «Симферополь».

— Ну, здравствуй, Таврида, — тихо пробормотал Андрей Обнорский, спускаясь по трапу и подставляя лицо солнцу.