Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в их далекой Радогощи было принято по-другому. Иначе Калина не стала бы суетиться и следить за всеми тремя девками, чтобы каждая могла в любой миг нарядиться, показаться жениху и ждать сватов после удачных смотрин. Василика застонала, вспомнив, что к свадебному наряду нужен еще и каравай, румяный, пышный и с солью. Всякая невеста должна преподнести его дорогим гостям и подождать, пока те насытятся, а заодно и поймут, что девка – та еще умелица. И зачем оно, если у них все равно готовят слуги? Спросить бы у Калины, да только она снова схватится за сердце и назовет Василику непутевой. А может, мачеха и сама не знала? Делала, как заведено, чтобы люди не засмеяли, и только. В Радогощи, да и других деревнях чтили старые обряды и с уважением относились к тем, кто выполнял их.
Василика тяжело вздохнула и зарылась в тонкое летнее одеяло, свернувшись в комок. Яркая луна светила за окном и словно бы подмигивала ей, мол, знаю я, девка, твою тайну, но не боись, никому не расскажу. Оставалось верить, что Калина не узнает и подумает, будто падчерица просидела за багряными цветами весь вечер, пока не погас тонкий огарок на расписном блюдце.
С этой мыслью Василика провалилась в глубокий сон. Ей виделся Лес – дикий, непроглядный, с вывернутыми корнями и мшистыми пнями, на которых росли грибы. Посвистывал летний прохладный ветер, шелестели кронами и скрипели огромные дубы, зовя ее. Они просили Василику зайти поглубже, куда еще не ступали люди, и она шла, перескакивая с тропинки на тропинку и проскальзывая между стволами. Вдруг возник тонкий огонек. Он поманил Василику. Она быстро побежала к нему, нагибаясь и уклоняясь от еловых лап. Вверху ухнул филин, сорвавшийся с ветки. Птица взглянула на Василику и вдруг превратилась в жуткую седую ведьму. Она хрипло захохотала и попыталась протянуть пятнистые руки к испуганной девке. От страха, пробравшего все тело, Василика подскочила в постели и открыла глаза.
Солнечные лучи ярко освещали комнату. Позднее утро было в самом разгаре. Вставать не хотелось. Наверняка за дверью ее уже поджидала мачеха или сестры. Снова будут крики. Василика сладко потянулась на мягких подушках и отбросила одеяло. Она быстро сменила нательную рубаху с алым шитьем, бросила в рот клюкву и надкусила. Брызнул кислый сок. Василика сморщилась и тут же улыбнулась. Славные ягоды, хоть и подсохшие с прошлого дня.
Она вышла из опочевальни и прикрыла дверь. Стоило спуститься по лестнице, как к ней тут же подскочила Любава.
– А вот и наша расчудесная лесавка проснулась! – медово проворковала сестра и мигом схватила Василику за руку. – Пойдем же, матушка давно хочет с тобой поговорить.
Василике стало не по себе. Если Любава так заговорила, значит, жди беды. Калина наверняка в гневе, запрет ее в комнате или прикажет выйти на смотрины к сыновьям кметов. Последних купчиха считала самыми недостойными. Бедные деревенские старшины жили чуть лучше простых людей. То была неровня богатым купцам, которые ходили по княжеским теремам и плавали на расписных ладьях, видели заморские чудеса. Но с мачехи станется. Она давно грозилась, мол, не сошьешь свадебного наряда сама, схожу к швее, а после силком потащу к сватам и отправлю в ближайший кметов дом, чтобы знала дурная девка, что потеряла из-за собственной глупости.
Василика тряслась всем телом, надеясь, что мачеха посадит ее за шитье. Меньшее зло, в конце концов. Калина, вопреки обыкновению, спокойно сидела за столом и жевала медовый пряник. Не топала ногами, не краснела от гнева, не пыталась схватить нерадивую падчерицу за косу. Осмотрев Василику, вздохнула и покачала головой.
– Догулялась, нерадивая, – фыркнула Калина. – Хватит с меня твоих выходок, сил уже нет ум вбивать в дурную голову. Седлай своего коня и поезжай прямиком к Костяной Ягине. А если сама не поедешь, попрошу слуг проводить аж до избы. И чтоб духу твоего в доме не было! – не выдержав, вскричала мачеха. – Ешь с лесавками, покрывайся мшистой кожей и вой на болотах вместе с водяницами, но к добрым людям не вздумай соваться! Увижу тебя в Радогощи или других деревнях, выдам за первого встречного и не пожалею, так и знай.
– Не жилось тебе спокойно на всем готовом, дорогая сестрица, – любовно пропела Марва. – Сама не живешь и нам не даешь. Что тут поделаешь, а?
В глазах старшей мелькали искры злобы. Василика знала, что сестры никак не могли найти себе пригожих женихов, потому как все лучшие засматривались на нее, младшую, а их, старших, отказывались вести под венец и надевать им на голову венок Лады. За простых крестьян ни Марва, ни Любава не желали идти – мечтали стать богатыми купчихами или помощницами при боярынях, но никак не кметками и уж тем более не чумазыми бабами, которые серели и худели от постоянного труда.
– И поеду! – воскликнула Василика. – Всяко лучше, чем выставлять себя, как скотину, на торги!
– Собирайся, – холодно сказала Калина. – И помни, увижу где – схвачу за косу и потащу под венец! Будешь трудиться, не разгибая спины, раз не захотела жить в тепле, покое и при каменьях.
Василика сама собрала котомку, думая, что может пригодиться, а что стоило оставить. Взяла немного меда, варенья, мешочек пшеницы, хлеб, несколько пирогов, стальной нож и пару бус из жемчуга и яшмы. Мало ли какой будет дорога. Да и примет ли ее Костяная Ягиня? А если примет, то как поступит – сразу съест или подумает?
Василика не знала, что может понравиться ведьме, потому и выбрала два ожерелья. Вдруг ей приглянутся каменья? А может, придется по вкусу травяной мед или вишневое варенье? Она надеялась, что ведьма примет гостинцы и с добром отнесется к гостье. А дальше-то что? Жить при ней, служить, трудиться? Стирать одежду в речке, убирать избу, готовить и следить, чтобы все было вкусно и сытно, иначе Ягиня рассердится и отужинает ею? Всякое лезло в голову, но Василика решила: чем скорее постучит в заросшие зеленью ворота, тем быстрее