– А ты что, записываешь, как зовут всех шлюх, которых водишь к себе в номер, когда ездишь в командировки в Киншасу?

– О, вот как мы заговорили! Уже шутим, это хорошо. А твой муж ничего не говорит, когда ты приходишь в четыре утра на бровях? Не задает вопросов? Да если бы моя жена такое учудила…

– Замолчи, – перебила его Адель. Она задыхалась, щеки пылали. Привстав, она оказалась с Бертраном лицом к лицу. – Никогда больше не говори про моего мужа, понял?

Бертран отошел, демонстративно подняв руки.

Адель была зла на себя за неосторожность. Ни в коем случае нельзя было танцевать и показывать себя такой доступной. Не следовало садиться на колени к Лорану и дрожащим, совершенно пьяным голосом рассказывать смутные детские воспоминания. Они видели, как она обжималась за барной стойкой с «тем парнишкой». Они это видели и не осуждают ее. И это еще хуже. Теперь они будут думать, что у них общие секреты, что можно вести себя фамильярно. Им захочется посмеяться над этим вместе с ней. Мужчины будут считать, что она игривая, нескромная, легкомысленная. Женщины назовут хищницей, а самые снисходительные скажут, что она слабая. И все они будут неправы.

В субботу Ришар предложил поехать на море. «Выедем пораньше, Люсьен поспит в машине». Адель проснулась с первыми лучами солнца, чтобы угодить мужу, который хотел избежать пробок. Собрала вещи, одела сына. День был холодным, но солнечным – из тех дней, которые пробуждают чувства и не позволяют впадать в летаргию. Адель радовалась. В машине, оживившись под стойким зимним солнцем, она даже поддерживала разговор.

Они приехали к обеду. Парижане захватили все отапливаемые веранды, но Ришар благоразумно забронировал столик заранее. Доктор Робенсон ничего не оставлял на волю случая. Ему незачем было читать меню, он и так знал, чего ему хочется. Он заказал белого вина, устриц, морских улиток. И три порции морского языка мёньер.

– Почему бы каждые выходные сюда не ездить? Люсьену – свежий воздух, нам – романтический ужин, чего еще желать? Мне здесь так хорошо. После этой сумасшедшей недели в больнице… Да, я тебе не говорил, Жан-Пьер, заведующий отделением, спросил, не хочу ли я выступить с докладом о случае Менье. Конечно, я согласился. Уж это он должен был для меня сделать. В любом случае, больница скоро станет пройденным этапом. Мне кажется, что я вообще вас не вижу, ни тебя, ни ребенка. Снова звонили по поводу клиники в Лизье, ждут от меня отмашки. Я договорился о встрече насчет дома в Вимутье. Посмотрим его, когда поедем в отпуск к моим родителям. Мама ходила взглянуть, сказала, что дом идеальный.

Адель выпила слишком много. Глаза у нее слипались. Она улыбалась Ришару. Кусала себе щеки, чтобы не перебить его и не сменить тему. Люсьену не сиделось на месте, он уже скучал. Принялся качаться на стуле, схватил нож, который Ришар у него тут же отобрал, потом запустил через стол солонку, предварительно открутив у нее крышку. «Люсьен, прекрати сейчас же!» – приказала Адель.

Мальчик сунул руку в тарелку и размял в пальцах морковку. Он смеялся.

Адель вытерла сыну руку.

– Может, попросим счет? Сам же видишь, ему надоело.

Ришар снова наполнил свой бокал.

– Так что насчет дома – ты так и не сказала, что ты об этом думаешь. Еще на год я в больнице не останусь. Париж не для меня. Да и ты, кстати, все время говоришь, что тебе до смерти скучно в газете.

Адель не сводила взгляда с Люсьена. Он набрал в рот мятной воды и плюнул на стол.

– Ришар, уйми его наконец! – заорала Адель.

– Что на тебя нашло? Ты в своем уме? На нас же все смотрят, – ответил Ришар, ошарашенно глядя на нее.

– Прости. Я устала.

– Ты можешь просто наслаждаться моментом? Вечно ты все портишь.

– Прости, – повторила Адель и принялась вытирать бумажную скатерть. – Ребенку скучно. Ему нужно куда-то деть энергию, вот и все. Ему бы братика или сестричку и большой сад, чтобы играть.

Ришар примирительно улыбнулся ей:

– Так что скажешь насчет этого объявления? Дом тебя заинтересовал? Я сразу подумал о тебе, как только его увидел. Хочу сменить образ жизни. У нас должна быть охренительная жизнь, понимаешь?

Ришар посадил сына к себе на колени и погладил по голове. Люсьен похож на отца. Те же тонкие светлые волосы, та же округлая линия губ. Оба часто смеются. Ришар без ума от сына. Иногда Адель задумывалась, нужна ли она им вообще. Не будут ли они вполне счастливы вдвоем.

Она смотрела на них и понимала, что теперь ее жизнь всегда будет однообразной. Она станет заниматься детьми, заботиться о том, что они едят. Ездить в отпуск в места, которые им нравятся, думать, как развлечь их по выходным. Как весь добропорядочный средний класс, будет забирать их после уроков игры на гитаре, водить в театр, в школу, искать для них любые возможности «пробиться». Адель надеялась, что ее дети не будут похожи на нее.

Они вернулись в гостиницу и разместились в тесной комнате, похожей формой на корабельную каюту. Адель здесь не нравилось. Ей казалось, что стены надвигаются и сжимаются, как будто собираются медленно раздавить ее во сне. Но ей хотелось спать. Она оставила за ставнями этот прекрасный день, которым следовало наслаждаться, уложила Люсьена и легла сама. Не успела она закрыть глаза, как услышала, что сын зовет ее. Она не двинулась с места. У нее больше терпения, рано или поздно ему надоест. Он принялся колотить в дверь, она догадалась, что он пошел в ванную. Он открыл кран.

– Пойди погуляй с ним. Бедный ребенок, мы всего-то на день приехали. Я двое суток дежурил.

Адель встала, снова одела Люсьена и пошла с ним на тесную детскую площадку рядом с пляжем. Он карабкался вверх и вниз по разноцветным лесенкам. Без устали съезжал с горки. Адель испугалась, что он упадет с высокой площадки, где толкались дети, и обошла вокруг горки, чтобы в случае чего его поймать.

– Люсьен, пошли домой?

– Нет, мам, попозже, – распорядился сын.

Площадка была крошечной. Люсьен отобрал машинку у какого-то малыша, тот заплакал. «Отдай ему игрушку. Ну давай, пойдем к папе в гостиницу», – умоляла она, держа его за руку. «Нет!» – крикнул сын, кинулся к качелям и едва не разбил о них подбородок. Адель села на скамейку, потом снова встала. «Пойдем на пляж?» – предложила она. На песке он не ушибется.

Адель села на ледяной песок. Усадила Люсьена себе между ног и принялась копать ямку.

– Смотри, сейчас мы выкопаем такую глубокую яму, что найдем воду.

– Хочу воду! – радостно откликнулся Люсьен, но через несколько минут вырвался и пустился бежать к большим лужам, которые оставил отступающий отлив. Мальчик упал на песок, поднялся на ноги и прыгнул в грязь. «Люсьен, вернись!» – пронзительно закричала Адель. Мальчик со смехом обернулся и посмотрел на нее. Он сел в лужу и окунул руки в воду. Адель осталась сидеть. Она была в бешенстве. На дворе декабрь, а он сейчас промокнет. Он простудится, и ей придется с ним возиться еще больше, чем сейчас. Она сердилась, что он такой глупый, несознательный и эгоистичный. Подумала, что стоило бы встать и насильно увести его в гостиницу, а там она попросит Ришара сделать ему горячую ванну. Но не сдвинулась с места. Ей не хотелось его нести – он стал таким тяжелым и больно пинает ее своими мускулистыми ногами, когда отбивается. «Люсьен, вернись немедленно!» – крикнула она. Какая-то пожилая женщина смотрела на нее в ступоре.