– Старушку?! – в негодовании воскликнулаНиколетта. – Да мы…

И тут раздался звонок в дверь.

– Немедленно открой, – велела маменька. –Таська на рынок удрала.

Я пошел в коридор, пытаясь переварить по дороге полученнуюинформацию. У Николетты имеется сестра! Наверное, она младше моей маменьки.Вполне вероятно, что у нее есть дети, мои двоюродные братья и сестры. Ей-богу,не знаю, как отнестись к этому известию.

Я распахнул дверь, задумавшись и не посмотрев в глазок.

– Здравствуйте, – произнес до боли знакомыйголосок, – Вероника Адилье тут живет?

Я вздрогнул. Действительно, по паспорту маменька Вероника,вернее Вероника. Ее назвали в честь итальянского города Верона, где жили Ромеои Джульетта, во всяком случае, так мне объяснили в детстве. Но все вокруг – идрузья, и знакомые – зовут ее Николеттой.

– Да, – кивнул я, – а вы кто?

– Ее сестра Мэри! – прощебетала дама, по-прежнемустоя на лестничной площадке.

– Господи, я собрался встречать вас! – подскочил яна месте.

– Я уже прилетела. Самолет приземлился в три утра.Вероника здесь, можно войти?

– Конечно, конечно, – засуетился я, – где вашбагаж? В машине?

Мэри кивком указала на небольшую сумку.

– Вот.

– Это все? – изумился я.

– Ну да, – спокойно ответила она, – а зачембольше?

Я поднял кожаный ридикюль размером с портфель. Мэри вошла вприхожую. Она сняла коротенькую курточку из плащовки, потом прикоснулась кбольшой шляпе, поля которой почти полностью скрывали ее лицо, и именно в этотмомент в коридоре появилась Николетта.

– Вероника! – закричала Мэри. – Мой бог! Тыне изменилась!

– Мэри! – взвизгнула маменька. – Ты ужездесь? Но мне сообщили, что рейс прибывает в три дня!

– Это пятнадцать часов, – спокойно ответила Мэри исняла шляпку, – если говорят «три», естественно, имеют в виду утро. Ты,как обычно, все перепутала.

– Вава! – заверещала Николетта. – Ах! Ах! Ах!И Таськи нет! Вава! Живо! Быстро! Чаю! Кофе! Икру! Шоколад! Ванну! Постель! Ох!Ух! Эх!

Я повернулся к Мэри и хотел было поинтересоваться унеожиданно обретенной тетки, чего она хочет больше: принять после дороги ваннуили выпить чашечку арабики, но слова застряли в горле, тело оцепенело, языкпарализовало. Впрочем, вы хорошо поймете меня, если я расскажу, что увидел.

Справа от меня в шелковом ярко-красном халате стоитНиколетта. Волосы маменьки выкрашены в цвет сливочного масла, подстрижены подпажа, довольно густая челка прикрывает лоб, голубые глаза задорно блестят, а наслишком розовых губах сияет улыбка. Слева от меня в красивом брючномярко-красном костюме стоит… Николетта. Волосы ее выкрашены в цвет сливочногомасла, подстрижены под пажа, довольно густая челка прикрывает лоб, голубыеглаза задорно блестят, а на слишком розовых губах сияет улыбка.

На секунду мне стало дурно. Справа маменька и слева тоже, ихдве. Даже в страшном сне не могло привидеться подобное.

– Вероника, – спросила та Николетта, чтонаходилась слева, – это кто?

– Мой сын, – ответила правая маменька. –Вава, молодой, еще не женатый мальчик.

– Похоже, он не знал, что мы с тобой близнецы, –улыбнулась Мэри.

Я без сил шлепнулся на стоящий у стены кривоногий, хлипкийдиванчик, неумелую подделку под рококо. Две Николетты! О боги, пожалейте меня!

День пошел прахом. Мне и вернувшейся с покупками Тасепришлось обустраивать комнату для Мэри и выслушивать радостные вопливоссоединившихся сестер. Тася вспугнутой кошкой металась между плитой ихолодильником. Наконец я, в сто первый раз выслушав историю жизни Мэри,воспользовался моментом, когда Николетта вытащила гору альбомов со снимками, ипотихоньку вышел из квартиры. До встречи с Е. Бондаренко оставалось довольномного времени, но лучше я бесцельно поезжу по улицам, чем останусь в гостинойвместе с пришедшими в невероятный ажиотаж сестричками.

Стараясь ни о чем не думать, я медленно ехал вдольпроспекта. Надо же, сейчас конец августа, а на улице уже быстро темнеет. В июнев Москве стояли почти белые ночи, но не успел пролететь месяц, как сумеркистали наползать на столицу ранним вечером.

Решив спокойно покурить, я припарковался около тротуара,опустил окно, вытащил сигареты…

– Если на всю ночь, то дешевле получится, –заявила появившаяся как из-под земли девица.

Я окинул ее взглядом. Стройные ножки туго обтягивали джинсы,полупрозрачная кофточка расстегнута почти до пупа, личико размалевано всемицветами радуги, в ушах покачиваются слишком большие, чтобы быть настоящими,камни. Понятно, я случайно подъехал к стойбищу «ночных бабочек».

– Если до утра берешь, то меньше платишь, –повторила девушка, – выгодно получается.

– Спасибо, не надо.

– Ну, тогда почасовая оплата.

– Спасибо, я просто покурить остановился.

– Да? Не ври-ка! – заявила проститутка. – Ато другого места не нашлось. Небось я тебе не по вкусу пришлась. Во мужики, нислова в простоте не скажут! Наверняка тебе больше блондинки нравятся? Эй,Римма, топай сюда!

Не успел я глазом моргнуть, как у машины материализоваласьеще одна фея магистрали, на этот раз пышечка с водопадом сильно завитых волосцвета сухого сена.

– Аюшки! – воскликнула она.

– Бери, дарю, – заявила первая «бабочка», –ему брюнетки не по вкусу.

– На ночь дешевле, – мигом сообщила Римма.

Ее товарка приветственно махнула мне рукой и исчезла.

– Так как? Куда едем? – деловито поинтересоваласьРимма. – Можно ко мне!

– Простите, – попытался я внести ясность всовершенно идиотскую ситуацию, – но я не имею никакого намерениязаниматься любовью, просто притормозил тут.

Римма секунду молчала, потом сказала:

– А ну пусти меня в машину, пускай наши думают, что мыусловия обговариваем.

– Но…

– Да открой дверь, – тихонько засмеяласьРимма, – не бойся, не изнасилую.

– Садитесь, – кивнул я.

Римма влезла в автомобиль.

– Хочешь заработать?