светильников, экранов смартфонов и от счастливо улыбающихся влюбленных парочек. Играла музыка, стрекотала реклама, бубнил очередной диктор на саммите, переливами шума накатывали на меня волны и отголоски людских разговоров, окриков, смеха.

Люди шли в Ашан, в Ситилинк и в Леруа, люди толпились возле ровных шеренг касс, а затем выныривали обратно с полными корзинками, тележками, пакетами и коробками. Люди зарабатывали и тратили – бок о бок одно с другим, люди продавали и покупали, люди молчали и болтали обо всем на свете, люди ссорились, ругались, мирились, целовались, смеялись. Кто-то со скучающим видом сидел на редких скамейках у стен, уткнувшись в смартфоны и демонстративно натянув наушники, отгородившись от всех. Было много детей, много подростков шумными стайками и бандами, много приехавших сюда целыми семействами и кланами. Было много одиночек и всяческого рода городских сумасшедших, попрошаек, воришек, бандитов, проституток. Наверняка, если поискать, были тут и несколько каких-нибудь поэтов, пара художников, куча музыкантов и даже, может быть, один знаменитый, но пока совсем непризнанный и гонимый, несчастный философ и знатный мизантроп.

Я вздохнул и оперся локтями на парапет. Повернув голову налево, отыскал глазами Ти. Он усиленно трудился на саммите, и, надо сказать, свой кулуарный гонорар отрабатывал по полной. Как только мы отобедали и, наскоро вытирая руки бесплатными влажными салфетками из одноразовых упаковок, так похожих на презервативные, добрались до площадок проведения саммита, Ти будто подменили. От расшатанного и слегка расслабленного, с ленцой и болтовней ни о чем, верзилы, не осталось и следа. Он весь как-то подобрался, как гепард в прериях, почуявший добычу, посерьезнел, погрузился в себя, что-то там сделал, щелкнул тумблерами – и вынырнул обратно уже другим человеком. Профессионалом.

Р-раз – и он уже что-то живо обсуждает с незнакомой мне дамой важного вида, одетой в черную строгую юбку-карандаш, блузку-карандаш, прическу-карандаш, ну и в руке у неё, понятное дело, – он самый, карандаш.

Два – и в руках у него уже оказались сценарий, тайминг, схемы звука и света, меню кейтеринга, протокол, регламент круглых столов, повестка заседаний, и еще бог знает что. Он, совершенно не стесняясь, тыкал во все эти листы бумаги пальцем и вносил туда правки, помарки и дополнения отнятым у строгой женщины карандашом. Затем кому-то давал распоряжения принести еще стульев, достать из-под земли этого олуха-оформителя и немедленно, немедленно, немедленно организовать на вэлком-зону работающий микрофон и двух длинноногих хостес, обеих – строго брюнеток, и чтобы у одной в руках был серебристый поднос, а у другой, зачем-то, – хлопушка с разноцветным конфетти.

Три – и он уже стоит у микшерского пульта за столом, опутанным проводами, какими-то антеннами и изолентой строго синего цвета. Он окружен со всех сторон бородачами в черных футболках и тяжелых ботинках, тыкает рукой в верхний уровень массивных аудиоколонок и прожекторов, подвешенных на металлическом хребте над сценой. С уверенностью в голосе, перемежая каждое слово коротким рубленным матом, спорит с самым грузным на вид бородачом в очках с толстенными стеклами, увлеченно втолковывая ему прямо в ухо что-то типа того: «Сам же видишь, мидл-бас через эти хайеры вообще не потянет, так вы и протяните их, ёп, мини-джэками напрямую через микшер, а с этих пищалок частоту убери на низ, на х..й вам эти убитые моноблоки, давай растащим звук по всем линиям, так и микро не будет забивать помехами!»

Ну и всё в таком вот роде.

Я немного полюбовался его работой, потупил, а потом вспомнил, что нахожусь на работе, да к тому же еще и сам тоже – протокольщик. Через запасный выход двинул на улицу, закурил. С сигаретой в зубах заставил себя всё-таки отзвониться Большому Бо, отчитался по нашей встрече с Ти и его успешной работе, терпеливо выслушал начальничье, оконечнонедельное, раздраженное от всего на свете ворчание, с грехом пополам согласовал свои дальнейшие инструкции действий и телодвижений, положил трубку.

Вернулся обратно, поработал.

Подошел к кучке знакомых «наших» журналистов и прочих пресс-секретарей, привычно отирающихся возле столов с халявным кофе из пластиковых стаканчиков, вприкуску с крекерами Lifely и понторезными маленькими шоколадками Rioba. Прикинул вместе с ними, где будет лучше разместить пресс-центр, а где – пресс-вол и пресс-подход. Послушал свежие смешные байки о наших министершах и о прочих чинушах. Выслушал их вечно возмущенные сетования о всё новых и новых бредовых идеях начальников, этих несомненных гениев от мира медиаполитики. Теперь вот двигаем СМИ в соцсети, соцсети двигаем в некие «открытые смарт-приёмные», повальную цифровизацию интегрируем с прогрессивной диджитализацией, эдворды – юзаем, ноунеймов – чекаем, KPI, конечно же, оцениваем. Ладно хоть начали постепенно отходить от того, как поначалу и лайки подсчитывали, и многостраничные еженедельные отчеты по ним предоставляли, и «медиапланы по привлечению новых фолловеров и ретвитов» разрабатывали.

Чем бы дитя не тешилось, как говорится…

Наскучило мне с ними, ушел проветриться на зону ресепшена и чудным образом попал, поучаствовал, и даже действительно пару раз помог в сложновыстроенных церемониях встреч – сначала делегации вьетнамцев, неведомо как занесенных в наши края и на этот саммит конкретно. А затем и мэра со свитой. С его прибытием журналисты сразу начали тыкать во все стороны своими камерами, штативами и диктофонами, министры судорожно забегали, кейтеринг загремел тарелками, Ти, стоя в стороне, спокойно и очень сосредоточенно заматерился, а музыканты в лаунже вздохнули, как-то напряглись, собрались и вдруг залабали какую-то совсем уж несусветную оглушительную чушь.

Мэр неспешно покружил по разным площадкам саммита, пожал около сотни рук, похлопал по нескольким десяткам плеч, приобнял исключительно приветственно пару-тройку талий. Затем пофоткался с улыбающимися и кивающими каждые две секунды вьетнамцами, подхватил их главного гука под ручку и поднялся с ним на сцену. Там сольно зарядил десятиминутную бойкую речь о целях и задачах, о планах и перспективах, о направлениях развития, поблагодарил всех и каждого за то, что мы у него самые лучшие, только сиротки совсем без него и юродивые слегка, и отбыл себе благополучно восвояси, забрав с собой куда-то всех вьетнамцев и даже, кажется, парочку случайно затесавшихся в эту развеселую компанию монголов и киргизов.

Мэр уехал, саммит подходил к концу, круглые столы плавно закруглялись, ну и я работать перестал. Пяятница, хватит. Стоял в стороне, наверху, у экскаваторов, опираясь на парапет, и смотрел вниз, задумавшись. Ждал Ти, чтобы с уже прибывшим к нам Ленивым Ло отвезти его в гостиницу, ждал конца этого дня, и этой, еще одной, больной на всю голову, недельки.

Сколько их там впереди еще будет нарисовано мне?

…

В моей пещере есть старый платяной