Он захлебывался, его распирало от гордости… Он привез кучуподарков всем, был весел, но не забыл привезти мне приглашение и сам же со мнойходил по всем инстанциям, в результате мне дали разрешение поехать к нему намесяц. И хотя в июле стояла жуткая жара, я бегала по Риму, ошалев от счастья. Ивлюбилась в этот город с его историей, красотой и огромным количествомбездомных кошек.

Отец и Карлотта, которая мне очень нравилась, жили вогромной квартире на знаменитой Виа Мар-гутта. Там было так необычно и красиво.Этажом ниже жил дед Карлотты, знаменитый итальянский галерист, сухонькийсмешной старичок, который при виде меня всегда восклицал: che bellezza[2] и больно щипал меня за предплечье. Я вскрикивала, а он совалмне невероятно вкусную большую конфету. Однажды Карлотта обнаружила у меня напредплечье синяк.

– Что это? – спросила она.

Я промолчала. Мне неловко было доносить на старичка.

– Кажется, я понимаю, – хмыкнула Карлотта, авечером того же дня принесла мне большой пакет с этими конфетами.

Не знаю, что уж она там сказала деду, но больше он меня нетрогал. Просто перестал меня замечать вообще. Когда я приехала в следующий раз,деда уже не было в живых.

Карлотта прекрасно говорила по-русски. Она, как оказалось,училась в Ленинграде и в роду у них были русские. Я обожала эти поездки. Номама давала мне разрешение всегда с недовольным видом. Считала, что это дурнона меня влияет. У нее родилась девочка, полная противоположность мне,беленькая, бесцветная, но вполне милая. Правда, Медуз старался меня к ней неподпускать. Я как-то услышала его разговор с мамой:

– Леля, зачем ты позволяешь Фаине брать Леночку наруки?

– А в чем дело, Валя?

– Девочка в таком возрасте живет одна, без присмотра,мало ли чем может заразиться…

– Валя, что ты говоришь?

– Я врач, я знаю, что говорю, и я не хочу, чтобыЛеночка…

Я задохнулась от обиды и ненависти.

– Я все слышала, мама. Не волнуйся, я больше никогда непереступлю порог этой квартиры! Никогда, слышишь! И вообще, забудь, что у тебядве дочери! Только одна!

Я выскочила на лестницу, вся дрожа. Мама побежала за мной,поняла, что Медуз переборщил.

– Фаина, девочка, не обращай внимания, это все ерунда…

– Нет, мама! Если ты захочешь меня видеть, приходи комне! Но одна!

Я сдержала слово. Больше никогда не переступила порогквартиры, где родилась. Через три года они эту квартиру продали и уехали жить вФинляндию. С тех пор я маму не видела. Выходя замуж, я позвонила ей ипригласила на свадьбу, но она не смогла приехать. Или не захотела, не знаю.

Так я взрослела. Одна. Хотя тепла и заботы мне хватало. ТетяСоня и дядя Юлик заменили мне родителей. В их тревогах обо мне не было и тенифальши. А Федяка и сейчас мой близкий друг.

Я жила одна и находила в этом известную прелесть. Подруг уменя было немного, школьные компании меня не увлекали, и вопреки предсказаниямМедуза я вовсе не стала малолетней шлюхой. Я любила читать и вполне естественнопосле школы подала документы в МГУ, на филфак, и поступила с первого раза безвсякого блата, на романо-германское отделение. Я со страстью учила итальянский!Еще бы, ведь каждое лето у меня была возможность удивлять своими успехами отцаи Карлотту.

– Придется тебя выдать замуж за итальянца, –смеясь, говорил отец.

– Ничего не имею против! Они веселые! И итальянскуюкухню я обожаю.

Но замуж я вышла за русского парня. Его звали Максом, он былродом с Алтая, окончил Институт стали и сплавов, и мы поженились через двенедели после знакомства. Я тогда училась на третьем курсе. Правда, мы нерегистрировали наш брак, и Макс просто переехал ко мне. Тетя Соня и дядя Юлик,вопреки моим опасениям, не настаивали на официальном браке.

– Федь, – спросила я у кузена, – почему твоитак легко согласились?

– Да не просто согласились, а до смерти обрадовались.

– Почему? – не поняла я.

– Потому что считают, что вряд ли вы долгопродержитесь, а так Макса не надо прописывать к тебе, с квартирой проблем небудет, если разбежитесь.

Я тогда обиделась. Обиделась за Макса. И даже сталанастаивать на том, чтобы пожениться. Но Макс только смеялся.

– Зачем, Фаинка? Разбежаться будет проще. Мне, дуре,казалось, что у нас неземная любовь, что у нас будут дети, а он думает, как бынам разбежаться?

– По крайней мере он довольно бескорыстныймалый, – заметила тетя Соня, когда я поделилась с ней своимиразочарованиями. Я-то любила его… А он в самом деле через два года слинял.Просто в один прекрасный день я вернулась домой, а его и след простыл. Забралвсе свои вещи и был таков. Даже записки не оставил.

Я долго не могла прийти в себя от горя и обиды. Уехала котцу в Рим. Карлотта знакомила меня с какими-то молодыми людьми, но, видимо,было еще рано. Травма оказалась слишком глубокой. Я ни на кого не хотеласмотреть, да и парни как-то шарахались от меня. Но тут случилась беда – отцаранили в одной из горячих точек, и мне стало не до любовных горестей. Егодоставили в Рим, сделали операцию, и я с неистовой страстью приняласьвыхаживать его.

– Бамбина, да ты просто Юлия Вревская! – смеялсяпапа, хотя ему было не до смеха. Он четко осознавал, что с таким ранением врядли сможет вернуться к прежней работе. У него была прострелена нога, и такнеудачно, что он навсегда остался хромым.

– Отбегался я, дочка! Но ничего, лорд Байрон тожехромал!

– Ты будешь писать стихи, как Байрон?

– Нет, увы! Но и просто заслуженным инвалидом я тоже нехочу доживать.

– И что же ты думаешь делать?

– Вот встану на ноги и буду помогать тестю, он давноэтого хочет. Стану устраивать выставки не только картин, но и фотографий, ну ибуду наслаждаться оставшейся жизнью. Буду пить вино, вкусно есть, волочиться закрасивыми женщинами…

– Нет, ты будешь волочить за ними ногу!

– О, бамбина! Это злобная шутка!

– Не злобная, а острая!

– Да, тебе палец в рот не клади! – хохотал мойнеунывающий папа.

Когда он наконец встал и начал потихоньку ходить, япочувствовала, что забыла о Максе. Клин клином!

Потом я вышла замуж по-настоящему. Свадьба, белое платье изМилана, свадебное путешествие на Канары… Масса иллюзий и… Ничего! Мне простонечего сказать об этом браке, от него осталась только пустота. Пустота в душе,в сердце. Мой муж был просто пустым местом, почти фантомом, не оставившимникакого следа, даже странно. И развод был избавлением от пустоты. Я опятьначинала жить заново. И пошла работать. В новый мужской журнал. Вот там-то явстретила главную и единственную настоящую любовь. Этот человек наполнял менятаким счастьем! Достаточно было увидеть его, услышать его голос… Он тожеработал в нашем журнале. Но если я тянулась изо всех сил, чтобы стать хорошейжурналисткой, то ему у нас было тесно. Вулканолог по первой своей профессии, онказался мне неимоверно романтическим героем. Он был умным, добрым, веселым,относился ко мне очень тепло, по-дружески, но как женщину меня не воспринимал.А я боялась спугнуть возникшие дружеские отношения, старалась всячески показатьему свою независимость и приучала его к тому, что я просто добрая подруга… Яверила и надеялась, что он сумеет оценить меня по достоинству и в одинпрекрасный день полюбит. Но увы… И тогда я стала заводить романы с кем попало,кратковременные, пустые, что называется для здоровья. И частенько, как другу,жаловалась Родиону. Его звали Родион Шахрин. Он тоже иногда рассказывал мне окакой-нибудь не в меру назойливой девице, и я мысленно поздравляла себя с тем,что не стала одной из них. Я все еще надеялась, что в один прекрасный день унего откроются глаза… А потом он вдруг решил познакомить меня со своим младшимбратом, приехавшим из Америки. И у меня голова пошла кругом. Я вообразила, чтоэтот самый брат сможет стать для меня тем, чем не стал Родион. Но это было такглупо… Переспав с ним, я поняла, что не нужна ему, а он мне. Он, каквыяснилось, приезжал в Москву, чтобы найти какую-то девушку из своей молодости.А потом оказалось, что именно ее безумно полюбил Родион. О, как же он мучился!Как его колбасило и плющило! Что-то у него с ней не ладилось… Она жила вГермании, он в Москве, между ними были какие-то непонятки… Я сначалазлорадствовала, а потом мне вдруг стало его безумно жалко… Он даже с горясделал мне предложение… Но я так не хотела. Мы вместе встречали Новый год у егодрузей. Я сперва радовалась такой перспективе, говорят же, как встретишь Новыйгод, так его и проведешь, но это чепуха. Он был такой грустный, подавленный,потерянный, что я решила раз и навсегда покончить с этим своим дурацкимчувством. Я пошла в туристическое агентство и купила билет в Мюнхен, где жилаего любовь со смешным прозвищем «Девственная селедка», и попросила доставитьбилет и ваучер на гостиницу ему в офис. У него теперь был свой собственныйжурнал. И он полетел в Мюнхен. А я уволилась с работы и улетела к отцу в Рим. Ивот теперь через две недели предстоит моя свадьба.