— Еще одна ваша экстравагантная поговорка, — усмехнулся мужчина. — Съесть смиренный пирожок. Но мне кажется, что этот пирожок застрянет у вас в горле, мисс Гамильтон. — Он отвернулся от нее и открыл дверь. — Не волнуйтесь, Матео займется вашей машиной немедленно. А теперь мы найдем мою кузину.

Они оказались в длинном, выложенном камнем коридоре, из которого открывалась дверь в большую, роскошно обставленную гостиную. Здесь, возле жаркого камина, восседала сеньора де лос Реес в вечернем платье, а возле нее на диване и в креслах трое ее дочерей. Они ничего не делали: ни читали, ни шили, ни смотрели телевизор. Венеция подумала, что их, возможно, застали за бесконечной болтовней-сплетней, которую так любят испанки. Когда сеньор де Аревало ввел в комнату Венецию, женщины повернулись как по команде, не в силах скрыть удивления.

Венецию представили сеньоре, затем девочек представили ей.

— Мисс Гамильтон — англичанка, — просто сказал дон Андре, — так что у вас есть прекрасная возможность попрактиковаться в английском, niсas note 7. — Он обернулся к сеньоре. — Мисс Гамильтон проведет здесь одну или две ночи, пока Матео починит ее машину.

Этот сеньор никак не объяснил присутствия Венеции в замке. Он не считал необходимым объяснять, где они познакомились, как долго он ее знает и вообще кто она такая. И Венеция внезапно поняла, что он ведет себя как единовластный хозяин, и уже не удивлялась тому, что его кузина и племянницы, должно быть сгорая от любопытства, не задали никаких вопросов и приняли незнакомку просто потому, что ее привел он.

— Идите к огню, мисс Гамильтон, — пригласила сеньора. — Вечером в горах холодно, а на вас летнее платье.

Венеция села в кресло недалеко от огня. Пока они обменивались любезностями, Венеция украдкой изучала хозяев. Сеньора и ее дочери, подобно большинству испанок, выглядели безукоризненно ухоженными: ни одного выбивающегося из прически волоска, аккуратные одежда и обувь, тщательный макияж. Небрежность в употреблении английского была здесь недопустима. Венеция подумала, что эти девушки, черноволосые, темноглазые, с характерной для испанцев смугловатой кожей, наверняка не одобряют ее появления. Эмилия казалась немного угрюмой, Хоакина и Аннина — приветливыми и очаровательными. Вскоре Венеция узнала, что Эмилии двадцать лет, Хоакине восемнадцать, а Аннине — четырнадцать.

— На самом деле я Анна, — сообщила ей Аннина.

— Но Аннина — ласковое уменьшительное имя, — добавил сеньор Аревало и был вознагражден чарующей улыбкой своей юной племянницы.

После легкой беседы и выпитого стаканчика шерри Аннину попросили вызвать горничную, чтобы проводить Венецию в ее комнату.

Сеньор де Аревало поднялся.

— Пожалуйста, присоединяйтесь к нам, когда будете готовы, — попросил он. — Тереза приведет вас.

— Благодарю вас. У меня есть время принять ванну?

— Конечно. Мы не спешим.

Испанцы редко спешат, размышляла Венеция, следуя за Терезой по широкой мраморной лестнице. Наверху они прошли по просторному коридору, свернули в более узкий, миновали еще два поворота и остановились перед дверью, выглядевшей очень старой, с потускневшей краской, украшенной чугунными засовами и болтами. Дверь открылась, и Венеция оказалась в круглой комнате, которая наверняка находилась в одной из круглых башен, которые она видела из машины. Тереза ушла, а девушка неподвижно стояла у дверей, осматриваясь.

Комната не блистала роскошью. Она была выдержана в строгом испанском стиле, но ее строгость скрадывалась яркими красками. На стенах висели два прекрасных ковра — оранжевый и желтовато-коричневый. Те же цвета повторялись на покрывале, устилающем деревянную кровать с простой резьбой на изголовье и ножках, на абажурах ламп, отбрасывающих мягкий свет с ночных столиков, и на массивном резном гардеробе. Зеленовато-коричневый ковер покрывал только часть пола возле кровати. Широкие старые доски, подумала девушка, отполированы до блеска поколениями горничных.

Венеции сразу понравилась комната. В ней своя особая испанская атмосфера. Девушка догадалась, что мебель старинная и очень дорогая. Она глубоко вздохнула и вошла. Чемодан уже распаковали и аккуратно поставили возле старого серванта из темного дерева, служащего гардеробом. Платье, которое, как она боялась, будет слишком мятым для ужина, уже выгладили и повесили в шкаф. Девушка открыла дверцу напротив входной двери и очутилась в маленькой ванной комнате, где не было ничего старинного. Здесь было тепло, в мягком ковре утопали ноги, вода наполняла ванну. Соли, масла, шампуни и туалетные воды на полке искушали своим разнообразием. Венеция поддалась искушению и, щедрой рукой налив в ванну дорогое масло, быстро разделась и с наслаждением погрузилась в теплую воду.

Что бы подумала Розмари, увидев сейчас подругу? Розмари сейчас, наверное, уже в Англии, в своей квартире. И возможно, рассказывает о своих испанских каникулах. Если она вообще думает о Венеции, то, скорее всего, представляет ее в одном из прекрасных paradores. Но при самом большом воображении она не видит ее в старом испанском castillo note 8 богатого испанского семейства.

Эти размышления напомнили девушке о том, что богатое испанское семейство, должно быть, с нетерпением ждет ее к ужину. Венеция с неохотой вышла из ванны, быстро оделась, стараясь выглядеть ухоженной, и направилась в sala note 9, решив, что не нуждается в услугах Терезы. Она быстро нашла дорогу к лестнице и спустилась по ней. Как только она открыла дверь sala, сеньор Аревало поднялся и пошел ей навстречу. Он показался Венеции еще выше, чем раньше. Сеньора и ее дочери тоже встали, собираясь идти на ужин, и Венецию внезапно позабавил вид сеньора в окружении такого количества женщин. «Он как петух среди наседок, — подумала она. — Интересно, часто ли он бывает в мужской компании?»

Сеньор Аревало занял место во главе стола, сеньора — в конце. Венеция оказалась по его правую руку. Аннина уселась рядом с ней, а две другие девушки — напротив. На столе сияла белизной скатерть со старинными кружевами, поблескивали серебряные приборы, а ваза с розами в центре, словно яркий островок, радовала глаз изысканностью величавых цветов. Дворецкий Матиас, стоя возле сервировочного столика, поднимал крышку каждого вносимого блюда, чтобы проинспектировать его содержимое. Он также наливал вино. Молодой слуга вносил блюда и ставил на стол. Их действия были отработанными и умелыми, подумала Венеция, и наверняка доведенными до автоматизма, поскольку члены семьи совершенно не обращали на слуг внимания.

Сеньора первая нарушила вежливое молчание:

— Дон Андре сказал мне, сеньорита, что вы проехали на машине весь путь от Бильбао. Это длинное путешествие.

— Намного длиннее, сеньора, чем вы думаете, ведь мы по дороге заезжали в разные города.