«И каким образом?» — едва не добавила я, но несомненное горе Сумасброда заставило прикусить язык.

И он подошел к ней — немыслимо мертвой богине — и потянулся, чтобы коснуться ее. Его пальцы прижались к ее телу и словно растаяли.

— Не понимаю, — повторил он еле слышно. — Бессмыслица какая-то…

Его тревога и горе не подлежали сомнению. Обычно Сумасброд порывался говорить и действовать в соответствии со своей внешностью, то есть как подобало грубому и неотесанному смертному. И доселе я видела его мягкость и доброту, лишь когда мы бывали наедине.

— Что могло убить богорожденную? — спросила я, на сей раз уже не заикаясь.

— Да ничто… В смысле, другой богорожденный, но ты даже не представляешь, сколько на это ушло бы магической энергии. Мы все это почувствовали бы и сразу примчались бы узнать, что происходит. Но у Роул не было врагов. Кто вообще мог желать ей зла? Вот разве что…

Он нахмурился. Стоило ему отвлечься, и его видимый образ тотчас нарушился, расплывшись текучим облачком сияющей зелени, напоминавшей мне о запахе свежих листьев Древа.

— Да нет, — продолжал он, — не вижу, с чего тому или другому… В самом деле бессмыслица!

Я подошла к нему и положила руку на зеленое светящееся плечо. Мгновение спустя он коснулся моей руки, молча поблагодарив за сочувствие, но я-то знала, что не доставила ему ничего похожего на утешение.

— Мне правда жаль, Сброд. Очень жаль.

Он медленно кивнул. Самообладание возвращалось к нему, а с ним и человеческий облик.

— Мне пора, — сказал он. — Наши родители… Нужно им сообщить, хотя, может, они уже знают.

Он выпрямился, вздохнул и покачал головой.

— Может, тебе что-нибудь нужно?

Он не спешил с ответом, что не могло меня не порадовать. Есть кое-что, чем всякая девушка дорожит в возлюбленном, пускай даже и бывшем. Когда мой бывший провел пальцем по моей щеке, кожу слегка закололо.

— Нет, — сказал он. — Но все равно спасибо.

Пока мы разговаривали, я не обращала внимания, но теперь заметила: у входа в переулок начала собираться толпа. Кто-то увидел нас и тело на мостовой, и, как водится в больших городах, к одному зеваке тотчас присоединились другие. Когда Сумасброд поднял на руки тело, смертные заахали, потом кто-то вскрикнул от ужаса, узнав его ношу. Роул, оказывается, была известна. Не исключено даже, что у нее, как у некоторых младших богов, уже начало формироваться общество верных. Значит, к вечеру об убийстве в переулке будет судачить весь город.

Сумасброд кивнул мне и исчез. Две тени, присутствовавшие в переулке, придвинулись ближе, задержавшись у места, где только что лежала Роул. Я не повернулась в ту сторону. Я всегда видела богорожденных, если только они не прилагали изрядных усилий к скрытности, но знала, что не всем из них это нравилось. Те, что сейчас приблизились, были, вероятно, родичами Сумасброда. У него имелось несколько братьев и сестер, и они помогали ему, выступая охранниками и выполняя разные поручения. Вскоре наверняка явятся и другие — почтить место гибели соплеменницы. Среди божественного народа слухи распространялись с той же стремительностью, что и у смертных.

Вздохнув, я покинула переулок и протолкалась сквозь толпу. Меня со всех сторон засыпали вопросами, но я лишь коротко отвечала: «Да, это была Роул» и «Да, она умерла». Когда я добралась до своего лотка, к Вурою и Ойну успела присоединиться Ру. Она взяла меня за руку, помогла усесться и спросила, не хочу ли я стакан водички — или чего покрепче. Потом она принялась протирать мою руку тряпочкой, и я запоздало сообразила, что на пальцах у меня осталась божественная кровь.

— Да все со мной в порядке, — сказала я им, хотя на самом деле не так уж была в этом уверена. — Ну разве что, может, товар поможете собрать? Я сегодня, пожалуй, пораньше свернусь…

Слух уже донес мне, что и другие художники и мастеровые в нашем ряду занимались тем же. Гибель богини означала, что Мировое Древо только что стало второй по степени интересности достопримечательностью нашего города. Так что, скорее всего, до конца недели торговля будет идти ни шатко ни валко.

Вот я и решила пойти домой.

* * *

Как ты уже понял, общение с богами занимало в моей жизни немалое место.

Раньше было еще хуже. Иногда мне казалось, что они повсюду: под ногами, над головой, выглядывали из-за каждого угла, прятались под кустами… Они оставляли на мостовых светящиеся следы, и я заметила, что у них были свои излюбленные дорожки для любования видами. Они даже писали на белые стены. Собственно, такой нужды — я имею в виду телесное облегчение — у них не имелось, они просто находили забавным подражать нам, смертным. Я обнаруживала их имена, начертанные незримо-светящимися каракулями, и в особенности — на святых местах. С их помощью я выучилась читать.

Иногда они провожали меня до дома и готовили мне завтрак. Иногда пытались меня убить. Время от времени они приносили мне всякие побрякушки и статуэтки — чтобы я понимала зачем!

И — да, иной раз я их любила.

Одного из них я нашла в выгребной яме. Звучит не слишком прилично, правда? Только так оно на самом деле и было. Знай я, во что превратится моя жизнь, я бы дважды подумала, прежде чем променять родной дом на этот прекрасный и нелепый город. Но и дважды подумав, я все равно сделала бы то же.

Так вот — про того, из выгребной ямы. Думается, надо поподробнее о нем рассказать.

* * *

Однажды вечером я засиделась допоздна — или это было уже утро? Ну, ты понимаешь, мне ведь без разницы. В общем, я работала над картиной, а когда кончила, то выбралась из дому и пошла на зады, чтобы выплеснуть из горшочков остатки краски: засохнут, не отскребешь потом. Золотари с их зловонными повозками обычно появлялись на рассвете; они вычерпывали ямы и увозили их содержимое, чтобы отцедить все годное на удобрения и что там еще могло оказаться ценного, — и я не хотела опоздать к их прибытию. Так и вышло, что я не сразу заметила там мужчину. От него еще и пахло, как от всего прочего в яме, то есть мертвечиной. Теперь, по зрелом размышлении, я склонна думать, что он и правда был мертв.

Я опорожнила свои горшочки и собралась было уходить, когда заметила краем глаза странное свечение, исходившее непосредственно снизу. Бессонная ночь вымотала меня, и я едва не оставила этот блеск без внимания, благо за десять лет в Тени успела насмотреться на отходы, производимые «боженятами». Короче, я решила, что, скорее всего, кого-то из них стошнило здесь после ночной попойки. Или кто-то выбился из сил на любовном свидании, вдобавок накурившись дурмана. Новые дети богов любили так развлекаться — притворялись смертными и примерно на недельку пускались во все тяжкие, прежде чем вступить на тот путь, который они среди нас для себя избирали. Как правило, такая «инициация» проходила достаточно неприглядно.

В общем, я даже не знаю, что именно в то стылое зимнее утро заставило меня помедлить. Некое внутреннее чутье посоветовало мне повернуть голову, и я его послушалась, не знаю уж почему. Однако я послушалась, и повернула голову, и… вот это и называется находкой жемчужного зерна в куче навоза.