Мне ведь ничего не стоит действительно взять его, но почему-то я этого не делаю. Мое существо протестует, не желает принимать подарок, может, потому что я не хочу, чтобы у меня были какие-либо вещи, напоминающие об отчиме? Месяц-другой и, судя по тенденции наших отношений, которые ухудшаются с каждой новой встречей, мы перестанем общаться. И когда настанет тот самый день, когда он больше не позвонит мне и не приедет, я не желаю видеть рядом с собой абсолютно ничего, что может напомнить мне о нем и сделать больно.

— Рустам Довлатович, не стоило тратить на это деньги. Мой смартфон вполне хорошо работает. Вы наверняка увидели в прошлый раз разбитый экран. Я как раз собиралась сменить защитное стекло…

— Думаешь, я не знаю? — перебивает меня отчим.

Я нервно сглатываю, потому что не ожидаю резкой смены темы разговора. Плохое предчувствие разливается в груди кислотой. Мне особо нечего скрывать, но есть вещи, которые я просто не желаю обсуждать с ним. Вообще ни с кем.

— Не знаете что?

— Что ты общаешься с биологическим отцом. И что даешь ему деньги, которых у тебя и так нет.

Отчим выворачивает руль и съезжает с главной трассы. От неожиданного маневра меня клонит в его сторону, и, чтобы удержать равновесие, я хватаюсь за плечо мужчины. Сразу чувствую, как он напрягается под моей ладонью. Быстро возвращаюсь на место, вжавшись спиной в дверь, и бурчу глухое «Простите».

— Ремень пристегни, — его голос звучит низко и хрипло. Отчим на секунду прикрывает глаза, словно пытаясь взять себя в руки, потом снова их распахивает и слегка расслабляет пальцы на руле. Почему он так реагирует? Я ему настолько неприятна, что он даже близости моей вынести не может? Хотя, я ведь тоже дергаюсь от его прикосновений. Может, для него это так же непривычно и странно, как и для меня?

Дрожащими руками вытягиваю ремень и перебрасываю через себя. Значит, он как-то выяснил про мое общение с отцом. Следит за мной? И зачем ему это надо? Сам не хочет быть мне папой, но и при этом не хочет, чтобы я общалась с родным? Родной — это, конечно, громко сказано. Я вовсе не считаю биологического отца родным. С мамой они никогда вместе не жили. Она забеременела случайно и решила оставить ребенка. Так на свет появилась я. Он ее никак не поддерживал, и в детстве я не помню, что пыталась что-либо разузнать о нем. Вдвоем с мамой, а потом и с отчимом, я была вполне счастлива. О том, кто он и где живет, я узнала совершенно случайно. Мы столкнулись на улице в один из дней, когда я навещала маму в больнице. Он сам подошел и сказал, что я очень похожа на мать. И я бы, может, не стала с ним разговаривать, если бы не маленький мальчишка лет шести, которого он держал за руку. «У меня есть брат…» — подумала я тогда. Так и началось наше общение с отцом. Мама о нем не знала. Я не хотела ее тревожить или обижать. Он позволял мне видеться с братом сначала за карманные деньги, что я ему отдавала. Потом, когда мама умерла, и я начала работать, раз в месяц, получив зарплату, я стала отсчитывать немного наличных, чтобы отдать «отцу» и поиграть с Сашкой. Так и делаю до сих пор. Уж не знаю, как его жена согласилась родить ему ребенка, потому что, судя по ее виду и состоянию их жилья, живут они не особо хорошо. Но Сашка замечательный: добрый и открытый. Мороженое любит шоколадное, как и я. Он мой единственный родной человечек на свете. И я от него не откажусь. Рассказывать отчиму о настоящей причине общения с биологическим отцом, и почему даю ему деньги, я не собираюсь. Это личное, сокровенное, и с ним я не хочу этим делиться. Справлюсь сама.

— Я даю ему деньги не ваши и не чьи-то, а свои. Думаю, что имею полное право распоряжаться своими финансами так, как посчитаю нужным, — тихо отвечаю и отворачиваюсь к окну. Пусть думает, что хочет. Это не его дело. Поскорей бы доехать до кладбища, чтобы прекратилась эта пытка общения с ним, которое в этот раз проходит слишком активно.

Отчим молчит почти минут, и я уже расслабляюсь, считая, что он отстал от меня и больше не станет задавать вопросов, как он вдруг произносит:

— Ты пытаешься сблизиться не с тем человеком. Твой отец — игрок. Он должен огромному количеству людей, которых я лично знаю. Рано или поздно то дерьмо, которое он творит, выльется на твою голову. Некоторые люди не заслуживают второго шанса. Ты не там ищешь тепло, Яна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Да что он знает о тепле? Сашке намного холоднее, чем мне. Для него тепло — это я. А для меня тепло — это он.

— А где я должна искать тепло, Рустам Довлатович? У вас? Так вы мне в настоящем тепле отказываете. И я сейчас не про деньги говорю.

Отчим не отвечает. Всю оставшуюся дорогу мы едем молча.

* * *

Я кладу на могилу букет хризантем, провожу ладонью по портрету мамы на памятнике и отступаю назад на несколько шагов. Так смотрит на меня. Будто действительно видит. Дала бы она мне знак, что есть где-то, что мы не просто мешки с костями и мясом, что существует… душа. Со дня ее смерти я все прошу и прошу маму присниться мне. Сказать, гордится ли она мной? Правильно ли я живу и поступаю? Но она не снится. И с каждым новым днем я в ужасе ловлю себя на мысли, что ее действительно больше нет. Что, если ее нигде нет? Моей мамы.

Чувствую движение за спиной, почти невесомое прикосновение к лопаткам. Вздрагиваю от тревожной волны, пробежавшей по телу. Отчим обходит меня и рассыпает на могиле рядом с моими хризантемами огромный букет ромашек. Окидываю взглядом его крупную фигуру. Он красивый. Совсем не выглядит на свой возраст. Наверное, странно так думать о нем, но я не раз сравнивала отчима с другими мужчинами под сорок, например, преподавателями в колледже, учителями. Все они сильно проигрывают ему в физической привлекательности. Мама раньше говорила, что мужчины с годами становятся только красивее. Я считала это глупостью, а теперь вот считаю иначе. Действительно существуют мужчины, которым к лицу зрелый возраст.

Отчим выпрямляется, и какое-то время стоит спиной ко мне, и молчит. Он смотрит на мамин портрет? О чем он сейчас думает? Все те месяцы, что она болела, все те ужасные дни, когда я плакала в больничной палате, а он сидел рядом, я ни разу не задалась вопросом: что он чувствовал? Он что-то чувствовал? Ему было больно? А сейчас он по ней скучает? Ведь они были женаты почти восемь лет.

— Вы любили ее? — выпаливаю неожиданно для себя самой, и тут же прикусываю губу. Зачем я это спросила?

Отчим не поворачивается, лишь спина слегка напрягается после моего вопроса, на который он не отвечает. Даже не знаю, радоваться его молчанию или нет? Вдруг он ответил бы, что не любил. Могла бы я ему простить это? И если на самом деле не любил, то чего со мной в няньку играть пытается? Забыл бы уже давно и жил, как угодно.