Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, он ее, можно сказать, на помойке подобрал, помыл, отчистил, в люди вывел, а она такие фортеля выкидывает. Никакой благодарности!
– Славка не кот Матроскин из книжки Эдуарда Успенского, не путай! Но жадность из его женушки из всех пор прет, это так. Ну да черт с ней. Думаю, Ярослав задаст ей жару. Да и отставку даст.
– Министрам жен менять невместно.
– А он и не будет менять. Он с ней разведется и будет холостяковать.
– Конечно, перед глазами есть высокий пример. Путь, так сказать, освящен.
– Давай лучше о тебе поговорим, Борис. Я вот смотрел на тебя сегодня, и уж очень ты мне неприкаянным показался. Что, так и не смог Василису забыть?
Внук сердито посмотрел на деда и ничего не ответил.
– Уж извини, что в душу к тебе лезу, просто у меня период такой наступил. Как бы его назвать? Покаяния, наверное. Я столько в жизни делал неправильно, вернее, не делал того, что нужно было делать, и от моей пассивности пострадали мои близкие. Я не о Ярославе говорю, он самодостаточен, да и разумно эгоистичен. Любить по-настоящему он никогда не умел, потому и баб меняет без угрызений совести.
– Мой папаша тоже так делает. – Борис не мог понять покаянного настроения деда. – Это теперь никем не осуждается.
– Ты не прав! – Иван Ярославович осуждающе посмотрел на внука. – Володька на молодых баб не бросается. Все его пассии его возраста или немного моложе. И это он делает от внутренней неустроенности. У него после развода пустота в душе образовалась. Думаю, теперь ты его вполне понимаешь.
Внук принялся внимательно разглядывать занимательный узор на персидском ковре под ногами, и ничего не ответил.
– Чем я могу тебе помочь? – Иван Ярославович упрямо продолжал пытать Бориса.
Тот сердито отмахнулся.
– Хватит каяться, дед. И ничем ты мне помочь не можешь. Что ты можешь сделать? Или я? Если ты считаешь, что мне нужно вызвать Виталия на дуэль, убить его и жениться на его вдове, то ты слишком поздно родился. Да и не хочу я Василисе никакую боль приносить. Я ее люблю.
– Самопожертвование хорошо, но в меру. Ее Виталий любит?
– Не знаю. Раньше он Ольгу любил, это точно. – Озадаченный Борис положил руку на лоб и с силой потер. – А как сейчас, кто его знает?
– А Ольга что?
– Она тоже замужем. За Глебом Абрамовым. Ты его знаешь.
– Знаю-знаю. Мне он, кстати, не показался любящим и верным мужем. Во всяком случае, когда я его видел в последний раз, он весьма плотоядно оценивал ножки проходящих мимо барышень.
– За ним это водится. Ну и что? Какое это отношение имеет к Василисе?
Иван Ярославович раздумчиво проговорил:
– А если убрать слабое звено? Не повернется ли это к всеобщей пользе?
Борис изумленно присвистнул, но ответил решительно:
– Это бабушка надвое сказала. И не стану я Василисе никаким образом вредить. Даже косвенно. – Заволновавшись, горячо потребовал: – И, вообще, давай оставим все, как есть. Не строй из себя бога, дед. Ты на него вовсе не похож.
Иван Ярославович умиротворенно закивал, успокаивая взволнованного внука.
– Безусловно. Но, как говорится, «dum spiro – spero» (3).
– Ты о чем, дед? Какая надежда? Тут уж гораздо ближе «lasciate ogni speranza, voi ch’entrate» (4).
– Не надо столько пессимизма! Данте хорош, но не в данном случае. Оптимистичнее надо быть, оптимистичнее. – И разрешил: – Ну, в общем, мы договорились, можешь ехать.
– О чем это мы с тобой договорились? – Борис подозрительно прищурился. – Я ни о чем с тобой не договаривался. Говори прямо, что задумал, дед!
Иван Ярославович с присущим ему едким и весьма остроумным сарказмом заверил внука, что ничего такого-этакого он не задумал, и посоветовал ехать поскорее домой, раз уж Борис решил сегодня на даче не ночевать. Ночь на дворе, ездить по ночам по нашим дорогам небезопасно.
Посоревновавшись в знании латыни с дедом, Борис уехал в свой коттедж в твердой уверенности, что дед задумал какую-то авантюру, и не знал, как ему в этом помешать. Он давно убедился, что все задуманное дедом доводится им до конца, невзирая ни на какие преграды и препоны.
Оставшись в одиночестве, Иван Ярославович удобно устроился в постели, взбил подушку и принялся не спеша обдумывать план действий. Итак, «сorrige praeteritum, praesens rege, cerne futurum»! (1)
Для начала надо вернуть Владимира. Из последнего с ним разговора он точно знал, что тот пока свободен. Так что нужно воспользоваться моментом и намекнуть, что лучше ему ни с кем, чем со Светланой, не будет. Но для этого нужно как-то поделикатнее избавиться от Олежки. Хоть он ему и не импонирует, но надо признать, что за двадцать с лишком лет жизни с дочерью зять ничего криминального не совершил. Хороший аппетит не любовница, его в вину не поставишь.
Дальше надо заняться судьбой Бориса. А вот это сложнее. В этом случае подтолкнуть судьбу не получится. Надо ждать, когда порвется слабое звено. А на это могут уйти годы. Для ускорения процесса нужно что-то предпринять, но вот что?
Перебрав множество вариантов, Иван Ярославович решил поискать красотку, которую можно было бы пустить по следу Глеба. Конечно, этот путь не совсем порядочен с нравственной точки зрения. Но что такое нравственность, то бишь мораль? Сегодня она у общества одна, завтра другая. Главным же во все времена было одно – выгода. Мораль упорядочивает жизнь, поэтому выгодна широким слоям населения. Но всегда находились люди, которые ею пренебрегали, прельстясь чем-либо более выгодным. И, похоже, на этот раз он тоже войдет в это малопочтенное число.
Если повезет.
Девица тупо смотрела на преподавателя, не понимая, чего он тянет резину. Ну, не знает она предмет, и что с того? Ставь трояк, и баста! Все преподаватели так делают, тем более что учится она на коммерческой основе. Но этот академик просто зверь какой-то! Предупреждали ее, что с ним ее голубоглазая наивность не прокатит, и надо знать хоть какой-то минимум, но она, как обычно, понадеялась на всесильный авось. И зря.
Принялась привычно канючить:
– У меня сложная жизненная ситуация. Родители не помогают, денег нет, приходится работать, чтоб заплатить за учебу. Да еще жить приходится в общаге, заниматься невозможно. – Она надеялась, что академик не станет слишком уж вникать в ее проблемы, поскольку из всего ею сказанного истине соответствовала только общага.
Но Иван Ярославович ее тяжелому положению сочувствовать не стал.
– Вот что, Марина Светлова, оценку я вам не поставлю. Не за что. Это вы и сами понимаете. И не надо нежно смотреть на меня не обремененным мыслью голубым взглядом. Я дур и в молодости не терпел, а теперь и подавно.
Не отдавая зачетку, Иван Ярославович помедлил, прикидывая ее возможности. Девица вполне сексапильна, чтобы заинтересовать избалованного сибарита. И легкомыслия в ней достаточно, чтоб угодить в расставленную им ловушку. Хотя кто заподозрит его, такого почтенного, убеленного сединами и увешанного наградами академика, в непристойном намерении подложить барышню в постель к женатому мужику? Да никто!