После того как Такуя кончил, на женском теле распластался Рэйдзи. Он плавно двигал задом вверх и вниз:

— Смотрите, я больше вас всех её расшевелю! Вон, она уже мокрая, видали!

Он задышал чаще, ускорил движения бёдер, а потом отклонился назад и в это мгновение вынул пенис, разбрызгав сперму на живот старшеклассницы.

— Бывалые люди ничего внутри не оставляют, так-то!

Прикурив зажатую в зубах сигарету, Рэйдзи быстренько оделся. Такуя и Киёси, словно пристыженные, тоже стали спешно натягивать штаны и оправлять рубашки.

— Они уже, теперь можешь ты! — Рэйдзи заглянул в лицо подростка.

— Я тоже… Пока смотрел… — Подросток вложил в свой тон как можно больше сожаления и заёрзал, поплотнее сдвигая колени.

Воздух в комнате был какой-то неживой, застоявшийся, воняло потом и семенной жидкостью. Обнажённое женское тело воспринималось теперь не как соблазн, а как грязь, и, словно не желая забрызгаться этой грязью, они отступили от кровати и прижались к стене.

— Всё уже, дура! Одевайся быстрей.

Подцепив ногой бюстгальтер, он швырнул его в лицо девчонке.

Поджимая колени и прикрываясь руками, старшеклассница поднялась с постели. Пряча глаза под поднятым локтем одной руки, она другой рукой, как слепая, ощупью искала свою матроску. Загородившись собственной спиной, как последней твердыней, она прятала под одежду своё тело, осквернённое потом, слюной и спермой троих мужчин.

Но вот раздался треск застёгиваемой молнии. Лихорадочно трясущимися руками она пригладила чёлку. Попыталась встать — и сквозь сомкнутые зубы просочился стон, она схватилась за низ живота. Несколько минут просидела, скорчившись всё в той же позе, потом потянула вверх застрявшие комком на правой лодыжке трусики, сунула в них левую ногу и, пошатываясь, встала. Толкнула дверь, вышла из комнаты и, держась одной рукой за стенку, медленно, словно выверяя каждый шаг, стала спускаться по лестнице.

С каждым скрипом ступеней их сердца замирали, и, пока дверь в прихожей не хлопнула, ни один не сдвинулся с места. Поток горячего воздуха из кондиционера перемешивал их дыхания, запахи тел и потные испарения. Рэйдзи схватил пульт, отключил нагрев и рукавом рубашки отёр со лба капли.

— Жара! — кратко воззвал он и, содрав с себя рубашку, вытер ею спину и подмышки. Потом запустил руку в задний карман брюк и вытащил пачку сигарет «Кастер».

Киёси услужливо подставил ему свою зажигалку «Зиппо», хоть никто его об этом и не просил.

— Для разнообразия неплохо и это, но вообще, с такими пацанками… Если девке нет двадцати, всё равно как и не кончил… — С сигаретой во рту он плюхнулся на кровать.

— На тебе! — Киёси выудил двумя пальцами затерявшийся среди простыней школьный девичий белый носок и повесил его на лоб Рэйдзи.

— К чёрту! — Рэйдзи смахнул носок и пнул Киёси по заду, а потом, чтобы скрыть от троих сковавшую лицо тревогу, закурил ещё одну сигарету.

Взяв со стола банку пива, Рэйдзи потянул крышку вверх и слизнул выступившую пену.

— Фу, тёплое! — Он выплюнул всё, что было во рту, в пепельницу.

— Она может подать в суд… — заявил подросток, не сводивший глаз с белого носка.

— Не подаст! — Рэйдзи отёр ладонью приставшую к подбородку пену.

Оттого, что все четверо умолкли, атмосфера в комнате сгустилась и смотреть друг на друга им стало невмоготу. Их охватила тревога, словно они навечно оказались заперты в этой комнате, которую вот-вот должна была поглотить темнота.

— Я, это, в неё спустил… — пробормотал Такуя, не в силах справиться с волнением.

— И я! — На кончике носа у Киёси висела большая капля, от страха его опять прошиб пот.

— Если забеременеет, узнают родители… чёрт!

— Да ладно, она, наверное, на таблетках. Небось спит и без денег, и за деньги, с папашками каждый день это делает. — Голос Рэйдзи словно поглаживал каждого из троих по щеке.

— Если нас поймают, наверняка в новостях сообщат, в газетах? — нервной скороговоркой твердил Киёси.

— Уж это нет! По закону о несовершеннолетних скрывают и лицо, и фамилию… Да с чего вдруг она заявит, уж эта-то тёлка и сама хотела! Ничего не будет, сто процентов… — Сдерживая желание садануть Киёси, Рэйдзи обнял его за плечи.

У подростка флэшбэком прокручивалось в голове то, что произошло в этой комнате. Ужас отпустил его, и теперь всё, что всплывало перед глазами, обрело чёткие контуры.

— Я ни при чём, я только смотрел, — уверенно прошептал он и холодно обвёл взглядом лица троих.

— Сфотографировать надо было! — сдавленным голосом, словно в оцепенении, проговорил Рэйдзи.

— Зачем? — украдкой покосился на него Киёси и снова уткнулся лицом вниз.

— Можно было бы попугать, если разболтается, мол, фотографии всем покажем. — Рэйдзи не обращал внимания на Киёси, он смотрел только на подростка, но взгляд у того был полон неподдельной и какой-то взрослой ненависти. Рэйдзи невольно отвёл глаза.

— Если что, мой отец знает всяких шишек, думаю, и в полиции наверху у него кто-то есть. — Подросток с усталым видом поднялся на ноги.

Рэйдзи пренебрежительно хмыкнул и, скорчив гримасу, с раздражением подмигнул Такуя и Киёси:

— Ясное дело, Юминага нас останавливал, но мы всё равно не послушали…

Такуя и Киёси неуверенно осклабились, равно готовые разрядить напряжение хохотом или же снова погрузиться в хандру.

— Да ничего не будет, это точно: никто из баб, угодивших в расставленные силки, не идёт в полицию. — Рэйдзи нервно хихикнул и вместе со смешком словно выплюнул прочь тревогу. — А если она заявит, так мы это сделали втроём. Спросят в полиции — скажем, что Юминаги с нами не было. — С этими словами Рэйдзи коварно сделал двоим другим знак, и Такуя с Киёси, напустив на себя серьёзность, решительно закивали.

— Юминага-кун, где бы ты мог быть в это время? — запищал фальцетом Рэйдзи, кривляясь, а потом обнял подростка и принялся буравить у него под ложечкой большим пальцем.

На выходе из туннеля под эстакадой стояли щиты с плакатами: «Остановим приток проституции из-за рубежа», «СПИД — угроза жизни», «Долой проституцию и преступные группировки».

— Эй, парень!

Оглянувшись на оклик, подросток увидел Канамото. В юности Канамото работал портовым грузчиком, но, когда ему было около тридцати, получил травму в результате несчастного случая, утратил прежнюю силу и его занесло в квартал Коганэтё. Так он рассказывал, но это вовсе не значит, что подросток всему верил. Подросток считал Канамото одним из бандитских главарей. Ещё в детстве, когда он забавлялся в игровом центре, Канамото иногда, бывало, скажет: «Дай-ка, парень, теперь я попробую», — и словно по волшебству перестреляет одного за другим всех компьютерных врагов, вмиг всё уладит. Это Канамото обеспечил подростку беспрепятственный вход во все заведения Коганэтё. Канамото научил подростка, как надо сжать кулак для удара, рассказал ему про тайную торговлю оружием, которая велась с кораблей прямо на пристани Хонмоку,[3]а ещё, закатав рукава, показал следы папирос, которые тушил об него родной отец, и поведал, как папаша запинал его до того, что он едва не потерял зрение. «Шеф, шеф!» — подлещивался к нему, бывало, подросток в надежде на новые истории. Но, после того как подростку исполнилось десять, он стал избегать любых разговоров с кем бы то ни было и держался подальше от Канамото с его историями, не желая ни рассказывать о себе, ни слушать других.