касаясь, он провел рукой по богатому шитью, но тут же отпрянул и отвернулся. – Не тот – просипел мужчина – не тот сундук. Приданое ее трогать не надо.

Мельник выругался, и принялся копаться дальше. Девочка стояла не шелохнувшись. Новый сундук он открывал уже с опаской, но, по видимому, в этот раз угадал.

– Выбирай.

– Можно что угодно взять? – Бажена с трудом унимала дрожь в руках и коленках. – Какое богатство!

– Хотя… давай с сундуком и возьмём.

– Спа… – девочка попятилась назад, не веря в происходящее, и случайно задела коробку. Та с грохотом упала и раскрылась. От ужаса пришлось зажать рот руками. По полу рассыпались ленты, веретена и шитье. Бажена вытаращилась на это сокровище, не решаясь ничего предпринять.

– Если хочешь, и это бери, коли само тебе упало.

Домой шли молча. Мельник тащил здоровый сундук, а Бажена прижимала к сердцу вожделенную коробку. Первым делом, как зашли, она припрятала ее в дальний угол лежанки на печке. С превеликим трепетом девочка по одному доставала из сундука наряды и любовалась ими. Теплая красивая душегрейка, два теплых платья, одно ношенное, с вышивкой, а другое совсем новое, без украшений. Юбка из шерсти, красивый передник, рубашка. "Как уйдет мельник утром – все перемерю" – счастливо подумала она.

– Тулуп тебе куплю новый, на ярмарке – сказал внезапно Мельник, прервав гробовое молчание.

– Спасибо огромное! – Бажена повернулась к нему и поклонилась, преисполненная благодарности.

– Ты вроде помалкиваешь, но бабское любопытство, готов спорить, и в тебе играет. Это одежда моей жены, Варвары. Три года, как умерла. Рожала нашего первенца ну и… – он шумно выдохнул. Девочка стояла, боясь пошевелиться – Та изба – наша с ней. А эта – моего отца. Он в тот же год помер, и я решил сюда перебраться. Уж слишком много там… – мельник замолчал, как будто и сам поразился своей внезапной разговорчивости.

– Мне жаль. Очень жаль.

Бажена смотрела прямо мельнику в глаза и ощущала, как в воздухе образовалось между ними что-то теплое и важное. Ей вдруг захотелось обнять его и ощутить взаимные объятия.

– И мне жаль. Давай спать уже.

– А как – Бажена смутилась и залилась румянцем. – А как тебя зовут?

– Богданом меня зовут – мужчина впервые за очень долгое время растянулся в улыбке, а затем и вовсе расхохотался. – Богданом.

6

Зима выдалась суровая и снежная. Чтобы не скучала, мельник смастерил для Бажены прялку, которая вышла настолько крепкая и красивая, что решил сделать ещё несколько, на продажу.

Ближе к солнцестоянию, повадился Богдан по гостям ходить, да пивом угощаться, однако редко возвращался весёлым, скорее наоборот. И потом ещё два дня сидел угрюмый, молчаливый.

Как-то, солнечным утром, он сообщил, что будет у него гость – кузнец. Для этой встречи подготовил особенно красивую прялку и громадную бадью медовухи. Пришел не один. За ним вплыла в скромную Мельникову избу и дочка, редкая красавица: смешливая, круглолицая, с пшеничной косой, украшенной яркими лентами. Столько цветов в наряде Бажена отродясь не видела, поэтому пялилась на нее во все глаза.

Аленка – так звали девушку, смотрела на Богдана как доверчивый олень, и, казалось, ничего интереснее в мире не слыхала, чем его скудные вынужденные слова. Сама же щебетала без умолку, то и дело картинно вздыхая, от чего колыхались многочисленные бусы на красивой пышной груди. "Всего-то на пару годков старше меня" – размышляла Бажена, – "а строит из себя не пойми что, да ходит гусыней". Новую прялку Аленка хвалила, будто ей достался минимум дворец, а не инструмент для работы. Хотя мельник и правда был талантлив, рукаст и во многом хорош, такое продолжительное восхищение Бажене было слушать неприятно. Дочь кузнеца поставила на стол пирогов и полчаса кряду умудрилась рассказывать о том, какие ягоды ей вкуснее всего, да как находчиво она добавила в пироги мед, да какое варенье они с сестрами наготовили. Бажена же, которой сказали, что кроме медовухи и вчерашнего хлеба, гостю ничего не нужно будет, угрюмо рассматривала пол.

Напрасно она надеялась, что больше про гостей не услышит. Богдан, по всей видимости, стал Кузнецу приятелем, и ходил теперь к ним, как раньше – на работу.

Долгими хмурыми днями сидела Бажена за своей прялочкой, чинила одежду и добавляла на подаренные наряды новые вышивки.

Деревенские про нее постепенно прознавали. Богдан сочинил, что она – дочь его друга из дальнего села, который погиб, поэтому теперь при нем, пока замуж не выйдет. Почему-то, замужество Бажену пугало больше всего.

7

Весна как-то не торопилась. Вроде и птицы уже щебетали как безумные, и солнышко порой сияло, а снег будто совсем не планировал сходить, и тепла никакого не было. По весне стали чаще захаживать к мельнику деревенские, чтоб раздобыть у него каких-нибудь масел да настоек от простуд и кашля. Бажена эти лекарства делать не умела, только некоторые травы собирать помогала, поэтому с великим уважением смотрела, как благодарят люди Мельника.

Наступил и май, а с ним широкий праздник костров, на который собралась и Бажена. Богдан разрешил ей распустить волосы, надеть наряд покрасивее и даже принес роскошные бусы из речного жемчуга, чтобы не стыдно было. В ее детстве, в родной деревни, в этот праздник разрешалось женщинам распускать косы и надевать венки с лентами. Но в этой, видимо, считали иначе, потому что вытаращилась на нее и стар и млад. Богдан сначала не понял, чего все уставились, а после сообразил и ухмыльнулся.

– Ну все, как пить дать, решат, что ты Мавка. Прости, что разрешил распустехой пойти. Четыре года, как не участвовал в таком, позабыл.

Больше всего хотелось развернуться и убежать обратно. Мельник, видимо, предвидел это, потому что вдруг взял ее руку в свою громадную теплую ладонь. Так это было приятно и хорошо, что Бажена даже глаза закрыла от радости. Вот бы всегда так ходить. Группа девушек на выданье смеялась и пела. Богдан настоял, чтобы именно туда его названная дочь и направилась. Делать нечего. Пришлось тащиться.

Отойдя в уголок, она наскоро заплела косу, но от зорких взглядов девиц ничего не утаилось. Они принялись перешептываться и хихикать. Главной среди всех них, без сомнения, была Аленка. С души воротило наблюдать, как она своими оленьими глазищами стреляла в сторону парней, а еще чаще, в сторону Богдана. Но тот знай себе, заливался пивом.

Сначала Бажена боялась оглядеться, помня, что обычно деревенские смотрели на нее с презрением и суеверным страхом. Но, осмелев, разглядела, что парни не выдают никакого