Сиделка держала снимок так, чтобы его видел и доктор…Девушка стояла на палубе большой белой яхты, и ветер развевал ее белокурыеволосы. Хорошенькая, очень хорошенькая. «Залив Сан-Франциско, 1983 год» – былонаписано на обороте снимка.

В лице Дейрдре ничто не изменилось. Сиделка откинула черныеволосы со лба своей подопечной. Потом махнула снимком в сторону доктора.

– Видите эту девушку? Она тоже доктор!

Виола высокомерно кивнула.

– Пока еще она интерн, но станет настоящим врачом, каквы, это уж точно.

Возможно ли такое? Неужели эта девушка никогда не приезжаланавестить собственную мать? Доктор неожиданно почувствовал неприязнь кхорошенькой блондинке. Разумеется, она «станет настоящим врачом».

Сколько же времени прошло с тех пор, как его пациентка впоследний раз надевала платье и туфли? Ему вдруг нестерпимо захотелось включитьдля нее радио. Быть может, ей было бы приятно послушать музыку. Сама сиделкацелыми днями смотрела по телевизору мыльные оперы, устроившись на задней кухне.

Постепенно доктор перестал доверять сиделкам, равно как и теткамсвоей пациентки.

Та, долговязая, которая подписывала чеки на выплату емугонорара, – мисс Карл – служила адвокатом, хотя ей, должно быть, ужеперевалило за семьдесят. В свой офис на Каронделет-стрит и обратно она ездилана такси, поскольку подняться по высоким деревянным ступенькам в вагонновоорлеанского трамвая ей было уже не по силам. Как-то, встретив доктора уворот, она рассказала ему, что в течение пятидесяти лет ездила на трамвае.

Однажды Виола, расчесывая волосы Дейрдре, как обычномедленно и осторожно водя по ним гребнем, заметила:

– Да, мисс Карл очень умна. Она работает с судьейФлемингом. Одна из первых женщин, окончивших Школу права имени Лойолы, –поступила туда в семнадцать лет. Ее отец – старый судья Макинтайр, и она всегдаим гордилась.

Мисс Карл никогда не разговаривала с Дейрдре, по крайнеймере в присутствии доктора. С его пациенткой общалась – и, как ему казалось,весьма неуважительно, даже грубо – другая тетка, дородная мисс Нэнси.

– Говорят, у мисс Нэнси никогда не было особых шансовполучить образование, – сплетничала сиделка– Вечно хлопоты по дому изабота о других. Такой же была здесь и старая мисс Белл.

В поведении мисс Нэнси ощущалось что-то угрюмое, почтивульгарное. Грузная, неопрятная, в своем вечном переднике, она тем не менееразговаривала с сиделкой нарочито покровительственным тоном. Когда мисс Нэнсисмотрела на Дейрдре, на ее губах появлялась едва заметная глумливая усмешка.

Отношение к больной со стороны мисс Милли – самой старшей изтрех теток – еще можно было назвать родственным. Классический старушечий нарядмисс Милли – черное шелковое платье и башмаки со шнуровкой – неизменнодополняли потертые перчатки и небольшая черная соломенная шляпка с вуалью, безкоторых доктор не видел ее ни разу. Мисс Милли приветливо улыбалась доктору ине забывала поцеловать Дейрдре.

– Милая моя бедняжечка, – с дрожью в голосенеизменно говорила она при этом.

Как-то доктор нашел мисс Милли стоящей на разбитых плитахвозле бассейна.

– Все кончено, все позади, доктор, – печальнопроизнесла она.

Доктор не имел права приставать с расспросами, но приупоминании о том, что трагическое событие действительно имело место, внутри унего что-то встрепенулось.

– А как Стелла любила здесь плавать, – продолжиламисс Милли. – Она-то и построила этот бассейн. У нее всегда было такоемножество планов и мечтаний. Вы знаете, ведь именно Стелла установила в домелифт. И таких дел она совершила множество. А какие вечеринки она устраивала!Помню, в доме собирались сотни людей, накрытые столы расставляли по всей лужайкеоркестры играли. Вы слишком молоды, доктор, чтобы помнить ту жизнерадостнуюмузыку. Стелла заказала драпировку для двухсветного зала. А теперь тканьслишком обветшала, чтобы ее почистить. Нам сказали, что при малейшемприкосновении она просто расползется. И опять-таки Стелла проложила дорожки изплитняка вокруг всего бассейна. Видите. Те плиты, что спереди и сбоку, –они похожи на старинные флаги…

Старуха умолкла, указывая рукой в направлении длинной стеныдома, туда, где находился дальний дворик, ныне буйно заросший травами. Онасловно была не в состоянии говорить дальше. Потом мисс Милли медленно поднялаголову и посмотрела на видневшееся под крышей чердачное окно.

«Но кто такая Стелла?» – хотелось спросить доктору.

– Милая бедняжка Стелла.

Доктор мысленно видел бумажные фонарики, свисавшие сдеревьев.

Возможно, эти женщины просто слишком стары. А та,молодая, – интерн или кто она там еще? – находится за две тысячи мильотсюда…

Мисс Нэнси часто задирала безгласную Дейрдре. Обычно онанаблюдала, как сиделка ведет больную, а затем кричала несчастной прямо в ухо:

– Ну же, возьми ноги в руки! Ты же великолепно знаешь,что можешь ходить сама, когда захочешь!

– У мисс Дейрдре все в порядке со слухом, –прерывала ее выпад сиделка. – Доктор говорит, что она прекрасно слышит ивидит.

Однажды, когда мисс Нэнси подметала лестницу, ведущую в зал,доктор попытался задать ей вопрос. Быть может, думал он, в состоянии гнева онапрольет хоть немного света на эту историю.

– Вы когда-либо замечали хоть малейшие перемены в еесостоянии? Она когда-нибудь разговаривает… произносит хотя бы слово?

Женщина, сощурившись, долго глядела на доктора. Пот струилсяпо ее круглому лицу. Переносица болезненно покраснела от тяжести сидевших наней очков.

– Я скажу вам, что интересует меня! – ответиламисс Нэнси. – Кто будет ухаживать за ней, когда нас не станет? Думаете, ееизбалованная доченька, что сидит себе в Калифорнии, вернется и возьмет на себявсе заботы? Эта девчонка даже имени своей матери не знает. Снимки сюдаприсылает Элли Мэйфейр. – Мисс Нэнси презрительно фыркнула. – НогаЭлли Мэйфейр не ступала в этот дом с того самого дня, когда девчонка появиласьна свет. Она и приходила лишь затем, чтобы забрать ребенка. Все, что онахотела, это взять новорожденную девчонку, ибо она не могла иметь детей и досмерти боялась, что муж ее бросит. Там, где они живут, он большая юридическаяшишка. Вам известно, что Карл заплатила Элли? Заплатила за то, чтобы девчонканикогда не возвращалась домой. Точнее, чтобы убрать ее из дома, – таковбыл замысел. Она заставила Элли подписать бумагу.

Толстуха горько усмехнулась и вытерла руки о передник.