Ловко расправляясь с содержимым тарелки, Катерина внимательно выслушала Лелин отчет, откинулась на высокую спинку массивного стула — почти трона! — и удовлетворенно похлопала себя по животу.

— Ой, Лелька! Ела бы у тебя три раза в день, да боюсь в дверь не пролезу. Бедный твой Буданов! Раскормишь ты его, как рождественского гуся!

— Твоими бы устами, — вздохнула Леля. — К сожалению, он не мой…

— Будет наш, — уверено предрекла Катерина, — если вести себя по-умному. На работу тебя приняли, а вот дальше, как говорил великий Ленин, «мы пойдем другим путем».

Леля открыла было рот, но сестра предостерегающе подняла руку.

— Слушай меня внимательно. У тебя сейчас есть только две дороги, и обе ведут в тупик. Первый вариант самый безнадежный: ты не нужна ему ни в каком виде — ни в образе принцессы, ни в образе лягушки. Ну, ты не в его вкусе, или он Люську забыть не может, или еще по какой причине — не важно. Не нужна и все. Как говорится, полный абзац. Второй вариант, в общем-то, тоже абзац. Как мы уже говорили, в таком прикиде он на тебя будет смотреть, в лучшем случае, как на пишущую машинку тысяча девятьсот двадцать девятого года выпуска. «Ундервуд» называется…

— Но что же делать? — расстроилась Леля. — Я же не могу изменить внешность! Он сразу догадается, что это был спектакль, и выставит меня за дверь!

— Вот! — торжествующе уперла в нее палец Катерина. — Значит, внешность надо менять не сразу, а постепенно! Понимаешь? Ну, конечно, месяц, как минимум, придется потерпеть. Хорошо хоть лето на дворе — нацепила бабушкин сарафан и вперед!

— Тебе легко говорить. А представь, каково мне?!

— Ну, милая моя! — саркастически протянула Катерина. — Ты сама это придумала, никто не неволил. Теперь или сразу плюнь на свою затею, или иди до конца.

— Ну, ладно! — прервала ее сентенции Леля. — Давай рассказывай, что ты там придумала.

— Идея проста, как все гениальное. Примерно через месяц, когда все устаканится, мы начнем потихоньку менять стиль: по вещичке, по детальке, по малюсенькому штришку перейдем от образа замшелой канцелярской крысы к современной деловой стильной женщине. Понимаешь?

— Ой, Катюня! Ты гений!

— Ну! — не стала предаваться ложной скромности Катерина и увлеченно продолжила: — Конечно, ничего легкомысленного, экстравагантного. Элегантная строгая классика! Ну и, естественно, легкий макияж, изящные очки, сумочка, обувь. Может быть, со временем, какие-то украшения. Но только эксклюзив!

— Господи! Неужели это время настанет?!

— Даже не сомневайся! А пока ты должна работать так, чтобы он Бога благодарил каждый день за такое приобретение.

— Ну, это я смогу! — уверенно пообещала Леля.

В понедельник Леля вышла на работу, и сразу же на нее обрушилась лавина дел. И не только потому, что на фирме какое-то время не было секретарши. Шеф внимательно изучил ее резюме и, с учетом последней должности, чрезвычайно расширил круг полномочий своей помощницы. А возможно, это была «проверка на вшивость», поскольку — и Леля прекрасно сознавала это — ее внешность никак не свидетельствовала о выдающихся деловых способностях.

С сотрудниками у нее с первого дня сложились ровные отношения, ибо мужчины не видели в ней женщину, а женщины соперницу. Но никто не помог ей, не дал времени для разгона, для изучения абсолютно новой специфики. А шеф замечал любую оплошность и тыкал носом в каждую ошибку.

Это были тяжелые времена. Леля приходила на работу раньше всех и уходила последней. Но чем больше она разгребала кучу дел, тем мощней становился их поток.

Тут уж было не до нарядов и не до внешности. Дома у нее хватало сил только на душ. Даже ужинать иногда не хотелось. Катерина и та боялась лишний раз потревожить ее своим звонком.

В этом бешеном ритме прошел почти месяц. И однажды Леля заметила, что все как-то улеглось, упорядочилось. Ужас больше не охватывал ее при виде растущей стопки бумаг на столе — все уже сложилось в стройную систему, понятную и не особенно сложную.

Она даже замкнула на себя кое-какие организационные вопросы, освободив тем самым шефа от пустой траты драгоценного времени.

Буданов отметил это. Он вообще был доволен новой секретаршей: особа она, конечно, нелепая, но работать умеет.

Он замечал, что она нервничает, общаясь с ним, видел, как подрагивают ее пальцы, как странно она смотрит на него сквозь свои немыслимые очки и торопливо отводит взгляд, встречаясь с ним глазами. Буданов объяснял это ее робостью, неуверенностью в себе, боязнью сделать ошибку. Могло ли ему прийти в голову?..

Однажды в конце дня он вызвал ее к себе и сообщил, что берет двухнедельный отпуск, хочет спокойно поработать в своем загородном доме. Возможно, ему понадобятся кое-какие бумаги, договоры, контракты. В этом случае она должна будет привезти ему все необходимое.

Буданов уехал, и мир опустел. Она и не думала, что он успел занять в ее жизни такое огромное место! Что ей так важно, так необходимо чувствовать за стеной его присутствие, слышать голос, видеть дорогое лицо!

Работа больше не казалась интересной, и само хождение в офис в идиотском обличии потеряло всякий смысл.

Впрочем, в отсутствие шефа все на фирме не то чтобы разладилось, но покатилось ни шатко ни валко. Может быть, поэтому в день, когда она должна была отвезти Буданову необходимые бумаги, выяснилось, что машина, закрепленная за ней, неисправна, а все остальные категорически заняты.

Леля не стала морочить голову ни себе, ни другим, собрала свой дерматиновый портфельчик и поехала электричкой.

Жил Буданов в Удельной. И Леля долго бродила пересекающимися живописными улицами старого дачного поселка, пока наконец не нашла огромный бревенчатый дом, поставленный, наверное, еще дедом Петра Андреевича с размахом, мощно, на века.

Ах, как Леля любила эти старые дачи за высокими зелеными заборами в тени могучих сосен, елок и берез, разросшейся сирени, благоуханного жасмина. С беседками, увитыми плющом, кряжистыми древними яблонями, крашеными скамейками и пронизанными солнцем застекленными верандами.

Она нажала кнопку звонка, заметила установленную сбоку от ворот камеру наружного наблюдения и согнала с лица восторженное выражение.

Калитку открыла невысокая симпатичная женщина лет шестидесяти в светлых брючках и яркой полосатой майке. Между ногами у нее пытался протиснуться бородатой шкодливой мордой тщательно выстриженный эрдель.

— Господи, Дэнчик! Да ты меня сейчас уронишь, — попыталась отогнать его хозяйка.

Но пес все же продрался именно между ногами и радостно кинулся Леле на грудь, мгновенно облизав ей все лицо мокрющим языком.

— Ах ты, проказник! — ухватила его за ошейник хозяйка и с трудом оттащила от Лели. — Вы уж извините, он еще щенок.