добра и зла, в которой никто не в силах предугадать очередные победы или отступления. Они жаждут быть восприемниками невыразимых сил, приуготовителями жизни вечной. Не случайно центральная тема масонских обрядов — смерть и воскресение. Смерть ощущается как форма, в которую отливается жизнь, приобретая свое наиболее полное сущностное выражение. Момент смерти — момент озарения, снятия покрова с великой тайны, воскресение к настоящей жизни через погружение в вечное молчание. В «философствующем» масонстве чрезвычайно сильна мистическая основа. У истоков формирования оно находилось под сильнейшим влиянием истолкователя Великой Тайны Якоба Бёме, немецкого мистика, вызывавшего резкое осуждение со стороны ортодоксального лютеранства, и шведского естествоиспытателя, превратившегося в визионера и духовидца, Э. Сведенборга (1688–1772), стремившегося высветить неведомое — соответствие трансцендентального бытия и ограниченного земного существования, — разгадать невидимые знаки истинной жизни. (Вспомним, что и в России было немало поклонников Сведенборга, чьи сочинения были переведены на русский язык в середине прошлого столетия. В XX в. его духовным наследником стал Даниил Андреев, сын известного русского писателя Л. Андреева, мыслитель и поэт, созерцатель «обеих бездн», автор интереснейшего сочинения «Роза мира», фрагменты которого впервые были опубликованы в печати только в 1989 г.[7])

В масонском ритуале символы смерти — череп, гроб с костями и др. — играли важнейшую роль. Несомненно, в этом был элемент игровой тайны, «нестрашного» ужаса, неизменно притягивающего человека (это заложено в самой психической природе его, поэтому вполне естественны обращения Морамарко к фрейдистскому психоанализу, с его приданием особого значения бессознательному, и юнговской символогии).

Символогическая интерпретация системы миросозерцания и ритуальной практики масонов — наиболее сильная сторона книги итальянского автора. Он показывает, что масонство — это не только определенный тип сообщества, организации, не только миросозерцание или система этики, но и символический универсум. Символ — это сущность, воплощенная в знаке, вобравшем в себя многомерность смыслов и образов.

Символ включает в себя многоуровневую смысловую перспективу, «просвечивающую» через предметный или словесный образ, и в основе ее, как считает вслед за Юнгом Морамарко, — глубинный архетип, порождение коллективного бессознательного. Смысл символа, задача его интерпретации и разгадки требуют активной сопричастности воспринимающего, активизации в нем не только рационалистического, но и интуитивного, эмоционального, эстетического начал. Процесс истолкования символа глубоко диалогичен, он обретает истинный смысл лишь в пределах человеческого общения, в котором и может быть выявлена сущность символа. Это прекрасно иллюстрирует масонство, символическое облачение его доктрины и ритуалов.

Можно сказать, что масоны используют символы и для придания сокровенности своим миросозерцательным и этическим установкам, и для выявления их во всей полноте через иерархию образов-смыслов, заключенных в специфических знаках, служащих указателями всеобщности. Сложная система символов не может быть легко разгадана разумом, четко и просто определена. Она одновременно и преграда, и линза, которая, с одной стороны, оберегает от упрощенного восприятия, чем способствует сохранению тайны, а с другой — позволяет сделать процесс постижения символа в его незамкнутой многозначности поистине «завораживающим», бесконечно обогащающим сознание и подсознание. Система символов — ключ к масонству.

Центральным символом масонства является Храм. Своими корнями этот символ уходит в Библию, где повествуется о возведении храма царем Соломоном. На помним, что и для иудаистской, и для христианской традиции Храм как символ также чрезвычайно важен. В сущности, культ Храма — одно из древнейших религиозных чувств, знаменующих движение к Богу, духовное совершенствование. Древнейшая аналогия Природа — Храм, Универсум — Храм давала чувственное воплощение Высшей Святыни, соединяла мир Бога и мир человека. В масонстве Храм воплощал великий труд созидания, как божественного, так и человеческого. Воздвигаемый, согласно предвечному Плану Великого Архитектора Вселенной, Храм есть символ Мирового Порядка. В свою очередь, Мировой Порядок находит отражение в братстве «вольных каменщиков». Храм есть символ Высшей красоты, Духовности. Но Храм не только символ универсализма. Каждый масон кропотливой работой над собой должен воздвигнуть Духовный Храм в себе самом. При вступлении в ложу, которая сама есть как бы проекция Храма, новичок начинает трудиться над «неотесанным камнем», который символизирует природное состояние человека. Посвящаемый начинает строительство самого себя, ибо человек — и дух его, и тело его — тоже есть «Храм Господень». Масонское миросозерцание пронизано культом труда, знаменующего самосовершенствование человека. Рабочие инструменты строителя — мастерок, циркуль, молоток, угольник и др. занимают важное место в масонских символике и Ритуалах. Движение масона вверх по лестнице степеней посвящения отмечает каждый этап его движения к Истине в поисках великого смысла Утраченного Слова, в котором сокрыта Первая и Последняя Тайна бытия. Не случайно сами «вольные каменщики» определяют масонство как «науку нравственности, сокрытую за завесой аллегорий и явленную посредством символов»[8].

Но масонство — это не только миросозерцание, наука нравственности, система символов и ритуалов, образ жизни. Масонство нередко было связано с политикой. Этот аспект в книге Морамарко освещен явно недостаточно. Тем не менее тот же Великий Магистр ложи Великий Восток Франции свидетельствует: «Не масонство подняло восстание американцев против английского империализма. Но наиболее решительными участниками этого восстания были масоны. Вашингтон стал Вашингтоном, поскольку он был масоном. Как и Франклин. Как и Лафайет. Масон О'Хиггинс — «отец» Чили. Аргентину «создал» Сан-Мартин. Боливар построил Большую Колумбию, Хуарес — современную Мексику. Это всё масоны»[9].

Морамарко почти не касается еще одной интересной для нашего читателя темы — истории русского масонства. Напомним, что в Россию оно проникло в первой трети XVIII в. Во всяком случае, в одном из документов 1731 г. сообщается о капитане Джоне Филлипсе, назначенном Великой ложей Англии Великим Магистром в России[10]. Через девять десятилетий, в 1822 г., рескриптом императора Александра I масонство запрещается на территории Российской империи. Еще Екатерина II с большой опаской относилась к масонству. Поначалу высмеивая обряды «вольных каменщиков» в своих комедиях, она впоследствии усмотрела в этом движении угрозу своему правлению. Тяжкое впечатление на общественность произвело осуждение Новикова, выдающегося русского просветителя и виднейшего масона, на пятнадцатилетнее заключение в Шлиссельбургской крепости. Последовал приказ о закрытии масонских лож, однако братство «вольных каменщиков» не прекратило своего существования на российской почве. Нового расцвета оно достигло, когда пришло «дней Александровых пре красное начало», когда реформаторские упования молодого императора, казалось, сулили русскому обществу изменения к лучшему. После успешного завершения войны 1812 г., когда русские войска с триумфом вернулись из Европы на родину, они принесли с собой опьяняющий дух победы, жажду свободы и вольнодумства. Эта жажда находила выход не только в литературе, но и в бурной жизни тайных кружков, возникавших один за другим и в обеих столицах, и в провинции, особенно в среде молодого офицерства. Большинство таких сообществ носило характер масонских