Эмерелд тут же сжалась, пытаясь свернуться в крошечный комочек.

Игривое выражение исчезло с лица Шона.

— Черт тебя побери, нет ничего веселого в том, чтобы дразнить девицу, не желающую поиграть!

— Чего ты хочешь? — опасливо спросила она.

— Я хочу, чтобы ты подняла ресницы и показала свои прекрасные зеленые глаза. Я хочу, чтобы ты улыбалась, смеялась и кокетничала. Я хочу, чтобы ты пользовалась всеми чувствами, переполняющими ослепительную женщину. Ты не можешь держать их под замком. А я только что открыл крышку! Когда тебя что-то веселит, мне хочется, чтобы ты смеялась, держась за живот, и слезы текли бы у тебя по щекам. Когда ты сердишься, твои глаза должны метать молнии. Я хочу, чтобы ты отдавала столько же, сколько получаешь. Срывая с тебя одеяло, я хочу, чтобы ты ударила меня и попыталась выцарапать мне глаза. Мне хочется, чтобы ты играла своим локонами и любовалась своим отражением в каждом зеркале этого дома. Я хочу, чтобы ты тратила огромные суммы на тряпки и попыталась разорить меня. Я хочу, чтобы ты испытала настоящую страсть к чему-нибудь… Не важно, к чему!

Его слова прозвучали так неожиданно, что Эмерелд невольно выпрямилась, слушая их.

Его взгляд упал на серебряную брошь.

— Я хочу, чтобы ты прикалывала драгоценности на рубашку, потому что ты не похожа на других, а не потому, что вынуждена их прятать. Черт тебя возьми, Эмерелд, ты ирландская женщина, так покажи это!

Эти слова придали Эмерелд смелости встретиться с ним взглядом. Она увидела, что Шон одет в высокие черные сапоги и узкие бриджи для верховой езды. Распахнутая у ворота белая льняная рубашка и снова эти черные кожаные перчатки. Он присел рядом с ней на кровать.

— Чем бы тебе хотелось сегодня заняться?

Прежде чем Эмерелд смогла ответить, в комнату вошла Кейт Кеннеди. Она принесла поднос с завтраком. При виде парочки на кровати экономка остановилась как вкопанная.

Шон подмигнул зардевшейся Эмерелд.

— Кейт, я мужчина, а не монах. Она притягивает меня как магнит. — Его губы дрогнули. — Вам лучше к этому привыкнуть.

Хотя он обращался к миссис Кеннеди, Эмерелд поняла, что его слова предназначались для нее.

Шон встал, взял у Кейт поднос и поставил его Эмерелд на колени.

— Я послал в Дублин за портнихой, но до ее приезда еще очень много времени. Если я подыщу для тебя что-нибудь, ты поедешь со мной верхом, Эмерелд?

Как только она кивнула в знак согласия, он тут же отправился на поиски костюма, и Эмерелд обнаружила, что, когда его смеющиеся глаза не следят за ней, есть намного приятнее.

— Он спал в своей комнате, — смущенно сказала она Кейт.

— Это уж точно не мое дело, какую комнату выбирает граф. Я ухожу, — ответила та и плотно прикрыла за собой дверь.

Эмерелд медленно жевала, одновременно обдумывая слова Шона. Хотя у нее не было большого опыта по части воздыхателей, ей казалось, что Шон хочет ее. Ее уверенность в собственной привлекательности немного выросла.

Шон вернулся и бросил на кровать свою рубашку и пару бриджей для мальчика.

— Я даю тебе ровно пять минут. Когда будешь готова, постучи в мою дверь.

Четыре из отведенных пяти минут Эмерелд провела, разглядывая мужскую одежду, которую, по мнению Шона, ей следовало надеть. Вдруг она спохватилась, что отведенное ей время практически истекло, и мгновенно облачилась в приготовленный наряд.

Когда она постучалась, дверь распахнулась и Шон просиял улыбкой.

— Привет, ирландка. Что, никак не научишься? Когда мужчина дает тебе пять минут, ты выталкиваешь его за дверь и маринуешь в коридоре по меньшей мере час.

— Прошу тебя, побудь хоть минуту серьезным! Я не могу в этом выйти… Только посмотри на меня!

— Ты чертовски заведешь конюхов. У тебя самый круглый задок из всех, какие я видел за последний год, а очертания твоей высокой груди бесстыдно просвечивают сквозь батистовую рубашку. Чем ты недовольна?

Эмерелд взорвалась:

— Я недовольна вами, сэр!

Затянутым в черную кожу пальцем он поднял ее подбородок так, чтобы она смотрела в его глаза:

— Ирландка, я еще только начал.

Она резко отвела его палец, уперла руки в бедра и широко расставила ноги. Эмерелд открыла было рот, чтобы отругать его, но Шон быстро обошел ее сзади, присел, нагнулся и поднял ее к себе на плечи.

— Держись крепче, ирландка, — посоветовал он и галопом пустился из комнаты.

Эмерелд собралась завизжать, но дела пошли еще хуже. Шон оседлал полированные перила, и они вместе съехали по их изящной дуге, приземлившись прямо на ковер.

— Ой! — Эмерелд упала на Шона.

— Я смягчил твое падение, — со смехом запротестовал он.

— Смягчил? Да ты жестче, чем пол!

Шон сделал круглые глаза:

— Ты просто не знаешь.

В вестибюль вошел мистер Берн, за ним по пятам следовали две собаки. Увидев валяющихся на полу Шона и Эмерелд, псы присоединились к веселью. Волкодав Шона опрокинулся на спину в экстазе и замахал в воздухе лапами. Грейхаунд уселся на колени к Эмерелд и стал нежным розовым языком лизать ей ухо.

Она взвизгнула и расхохоталась.

— Ой, я всегда хотела иметь собаку, но мне не позволяли, — задыхаясь, произнесла Эмерелд.

Шон подал ей руку, поднимая на ноги, и они пустились бегом. Собаки не отставали.

— Бери обеих! — предложил Шон. Когда они достигли конюшен, он посоветовал: — Возьми еще и кошку. А как насчет цыплят? — Он сделал вид, что сейчас одного поймает.

— Нет, Шон, нет. — Эмерелд смеялась и пыталась одновременно отдышаться.

— Мне нравится играть с тобой. — Интонация заставила ее задохнуться. Он отвел глаза в сторону и небрежно произнес: — Там позади есть комната, где ты найдешь себе пару подходящих сапог. А я пока оседлаю лошадей.

Когда он помогал ей сесть в седло, Эмерелд захотелось, чтобы его руки задержались подольше. В смущении от того, что этого не произошло, она сказала:

— Леди не должна ездить в мужском седле.

— А я не хочу, чтобы ты была похожа на леди, — тихо шепнул он, представляя, как она оседлала бы его самого. — Я научу тебя ездить верхом, чтоб мне пропасть. — При этой мысли у него пересохло во рту.

— Это Люцифер, жеребец, которого тебе подарили на день рождения в тот год?

Шон кивнул и погладил блестящую черную шею.

— Он тогда был совсем юным.

— И ты тоже.

Их взгляды коротко встретились, и Эмерелд воспользовалась моментом, чтобы задать вопрос:

— Ты граф Килдэрский?

— Я не хочу быть графом или кем-нибудь еще для тебя. Я просто Шон.