– Не готов! Здесь не пансион! – отрезала Мишель. – А кто будет мне помогать?

Схватив нож, она принялась крошить сельдерей и морковь, прислонился к раковине, наблюдая за ней.

– Черт возьми, ловко же вы управляетесь.

– Так все парни говорят.

– Словно робот с ножом. Быстро, точно… впечатляет.

– Вы и в самом деле знаете, как вскружить голову девушке.

Тео быстро схватил морковку и сунул в рот.

– Что прикажете делать? Я скоро умру с голоду.

– И двойной чизбургер не помог?

– Тоже мне еда! Так, легкая закуска!

– Разожгите мне гриль. Спички вон в том ящичке справа.

– А гриль на заднем дворе? – поинтересовался Тео, с подозрением вглядываясь в сумерки сквозь сетку, которой было забрано крыльцо.

– Разумеется, где же ему еще быть! А в чем дело?

– Стоит ли волноваться насчет еще одной Лоуиз?

– Нет, – заверила она, но тут дьявол снова принялся ее подзуживать, и Мишель не устояла перед соблазном. – Правда, может появиться Элвис. Следует на всякий случай взять с собой веник.

Тео, уже шагнувший было к двери, замер.

– Элвис?

Мишель оторвала от ролика кусок алюминиевой фольги и стала заворачивать в нее овощи.

– Наша местная знаменитость. Тот, кто видел его в последний раз, клялся, что в нем не меньше шестнадцати футов.

– Вы назвали аллигатора Элвисом? Да что это на вас всех нашло, ребята?

– Мы не всем даем имена, – оправдывалась она. – Только самым выдающимся.

– Значит, просто пошутили насчет Элвиса, верно?

– Что-то вроде, – мило улыбнулась она.

– Что-то вроде самой изощренной жестокости! Стыдно издеваться над человеком, имеющим очевидную аллигаторофобию, Майк!

– Я предпочла бы, чтобы вы называли меня Мишель.

– А я – не слышать шуток насчет аллигаторов.

– Ладно. По рукам.

– Так почему я не могу называть вас Майк? Остальным это позволено.

Мишель старательно защипывала края фольги.

– Не хочу, чтобы вы думали обо мне… как о Майк.

– Но все же почему?

– Не слишком женственное имя. Сколько мужчин из ваших знакомых хотели бы встречаться с женщиной по имени Майк?

– Что?

– Не важно.

– Как это не важно? Вы утверждаете, что хотели бы встречаться…

– Ничего такого я не утверждаю, – покачала она головой. – Просто зовите меня Мишель, вот и все. А теперь разожгите гриль и перестаньте таращиться на меня как на сумасшедшую. Если испугаетесь, кричите во все горло, я выбегу с веником и спасу вас.

– Мужчины не кричат во все горло от испуга, а у вас, Мишель, извращенное чувство юмора, – огрызнулся Тео и, выглянув в окно, добавил:

– О дьявол, аллигаторы выходят по ночам, верно? Из нас двоих это я спятил. Что я делаю… – Он хотел сказать «в этой Богом забытой трущобе», но вовремя опомнился. – В этой глуши.

Однако Мишель сразу поняла, куда он клонит. Ее глаза опасно сверкнули.

– Не знаю. Вот и объясните мне. Что вы здесь делаете?

– Приехал порыбачить, не помните? В жизни не предполагал, что на моем пути встанут аллигаторы.

– Пока что не встал ни один, – справедливо указала она. – И вы приехали сюда не только порыбачить.

– Тут вы правы.

– И?..

Тео пожал плечами.

– Может, я чего-то ищу. Довольны? – враждебно процедил он.

Мишель снова повернулась к раковине.

– Скажите, что именно, и я помогу вам найти.

Тео, не отвечая, вышел. Мишель не понимала, откуда взялось это неожиданное напряжение. Всего минуту назад они перебрасывались шутками, и вдруг Тео стал невероятно серьезным. Такой спокойный, внешне сдержанный, все схватывающий на лету… Ничего не скажешь, в тихом омуте… Да уж, за красивым лицом Тео Бьюкенена немало всего кроется.

Мишель решила не торопиться. Если захочет, сам расскажет, что привело его сюда. Она не станет привязываться к нему, как назойливая базарная баба.

Вечер выдался такой чудесный и тихий, что они поужинали на крыльце, за столиком кованого железа. Разговор был немногословным и натянутым, но на аппетит Тео это не влияло. Он ел совсем как ее отец, много и жадно, подбирая все до кусочка. – Если бы я объедалась, как вы, пришлось бы расширять дверные проемы, – съязвила Мишель.

Тео развалился на стуле и прикрыл глаза.

– Здесь так мирно! Приятно слушать хор кузнечиков и лягушек…

Не желая вновь его расстраивать, Мишель не упомянула, что раздававшиеся издали звуки исходили от аллигаторов. Сама она, выросшая на болотах, даже не замечала их. Но у городского парня наверняка душа в пятки уйдет.

Тео настоял на мытье посуды, и, поскольку посудомоечной машины в доме не было, приходилось действовать вручную. Пока он мыл ножи и вилки, Мишель убрала приправы, схватила полотенце и принялась вытирать посуду.

– Почему вы не замужем? – поинтересовался он.

– Времени не было.

– Встречаетесь с кем-то?

– Нет.

Вот и прекрасно. Он не собирался засиживаться в Боуэне, но, пока живет здесь, не желает, чтобы какой-то соперник перебежал ему дорожку. И одно это уже делает его бессердечным сукиным сыном!

– О чем вы думаете? – неожиданно спросила Мишель. – У вас такое свирепое лицо!

Я самовлюбленный подонок. Об этом и думаю.

– Удивляюсь, почему мужчины не гоняются за вами. Один взгляд, и любой поймет, что…

– Что именно?

– Что у вас бездна достоинств, – ухмыльнулся он. Мишель закатила глаза.

– Что за романтический комплимент!

– Я из Бостона, не забыли? Откровенность в мужчинах там воспитывают с детства. Кстати, вас здесь никто не интересует?

– А зачем вам это знать?

– Чистое любопытство.

– Думаю, Бен Нелсон был бы не прочь, но я не собираюсь его поощрять. Он очень мил, но между нами не проскочила искра. Понимаете, о чем я?

– Да. Вроде той, что проскочила между нами.

– Простите?

– Вы прекрасно все расслышали.

Он отдал Мишель мокрую тарелку, заметил, что не промыл ее как следует, и снова выхватил.

– Вы хотели броситься мне на шею в ту минуту, как увидели в баре вашего отца.