Та же борона — над Волынью и Бугом. Сельское население бежало на юг: через Екатеринослав — к морю, в Крым. Борона впилась своими зубьями в Днепр. Могучая река вышла из берегов, устремилась на восток на запад; затопила, пенясь и шумя, освежеванную равнину, клубящиеся испарениями болота. Реки ручьи озера, лишившись прежних оправ, выплеснулись на новые для них земли, увлекая за собой глину болотный ил. За бороной перемещались: трубы газогенераторы солемешалки, нагнетающие жар автоматы. Понятно, что фыркающая горнопроходческая машина увлекала их за собой, а когда запасы взрывчатых веществ кончались, она — покоящаяся под вибрирующим воздухом, освобожденная теперь от груза земли, рассеявшейся в дыму и гуле пожара — легко находила для себя новую пищу. Упиралась пронзала всверливалась в промежутки между земляными массами, прокладывала себе путь — с помощью газов взрывчатки жара пепла — сквозь горы древесные корни фундаменты городов, сквозь них или под ними.

Иссиня-черные клубы дыма, низко нависшие, тянулись в Польшу Галицию Румынию, где вся листва почернела, скотина околевала, а жители подались на Запад. Восток опустел, зеленая река пенилась на месте смытого почвенного слоя. Под водой сотрясала землю, вбуравливалась в нее горнопроходческая машина — и дергала, дергала. Мутная водная стихия толчками продвигалась к востоку. Взрывы вспарывали землю, вода устремлялась в трещины. Бушевали пожары; а в промежутках между ними шумели пенистые потоки.

В теплой изобильной Таврии появились полки английских солдат армии «Б». Их доставили на судах с юга, через Босфорский пролив и по Черному морю. Черное море было почти сплошь покрыто тысячами парусников лодок грузовых пароходов. Между ними болтались плоты. Близ северного побережья — табуны плывущих захлебывающихся лошадей. С Азовского и Мертвого морей, с Кавказа, из самого Крыма стекались сюда человеческие массы, перемешивались, заполняли берег. Казаки киргизы славяне, крестьяне и попы, мужчины женщины дети — все они смотрели на сине-черную воду, обрушивались в нее. Земля под их ногами, песок трава, уже были у них отняты — жуткими свистящими полчищами мигрирующих тушканчиков. Ночью и днем людям приходилось отбиваться от волков и лисиц, которые бежали следом, а иногда прямо посреди человеческих толп, и жирели, питаясь умирающими.

Содрогаясь от ужаса и не умея его преодолеть, только что прибывшие солдаты, отдав свои корабли беженцам, пробивались на север, чтобы занять рубеж от Херсона до Таганрога. Их постоянно разъединяли то полчища тушканчиков, нападавших на них, то стаи взбесившихся волков, а под конец — толпы мигрантов, которые, когда пожар подступил вплотную, по сути сами превратились в зверей. Беженцы вступили с солдатами в борьбу не на жизнь, а на смерть: они остались без пищи, их переполняли страх обида ненависть. Войска, плохо вооруженные, были разгромлены. Но вслед за ними из изобильной людьми Западной империи пришли новые солдаты и проложили-таки себе путь, хотя тоже едва не погибли. Они намеревались, наступая между Херсоном и Таганрогом по еще невредимой полосе между обеими линиями огня, остановить надвигающийся с Урала пожар. В Лондоне опасались, что после затопления всей равнины между Уралом и Западной Двиной не останется больше возможности для наступления по суше; тогда как континентальные массы рвались к новым сражениям и победам. Желательно было сохранить какую-то территорию между восточной и западной пустынями, между землями затопленными и другими, задушенными дымом пожаров, — в качестве арены для будущих боев. Но войска группы «Б» получили в качестве подкрепления слишком мало технических отрядов: командование считало возложенную на них задачу почти безнадежной. Дерзкие попытки подвести штольни вплотную к уральскому огненному валу — в то время как и западный вал продолжал выдыхать газы, приостанавливающие химические реакции, выбрасывать растворяющие и замораживающие соли — удались лишь в немногих местах. Дело в том, что скорость продвижения орд беженцев под конец стала неслыханной, бешеной. Русский мир животных и людей, — напирающий с востока и с севера, стискиваемый на западе, тонущий голодающий сгорающий в пламени пожаров, — как правило, препятствовал прокладке противоштолен, разрушал с трудом проложенные трубопроводы и кабели. У местных жителей, пока сохранявших силы, неприязнь к выходцам с Запада соединилась с отчаяньем, с отвращением ко всему человеческому и вообще живому. Волна варваров и каннибалов катилась к югу. Увлекая за собой заклиненные между дикими ордами западные боевые части.

Еще во время этого бегства, отбиваясь налево и направо, солдаты увидели, как западный огненный вал, оглушая взрывами и жарко пылая, поднялся и понесся — зеленый — навстречу валу восточному. Среди зеленых и желтых клубов чадного дыма солдаты кричали так же, как славяне и сумрачные киргизы. Никто больше не различал, кто бежит рядом с ним. Сотни солдат сгорели, настигнутые своим же огнем.

На линии Бердянск — Харьков — Орел — Калуга — Тверь ряды производящих взрывы машин соединились; теперь они долбили трещали лютовали все вместе, создавая единый огненный фронт. Грохотали-дрожали буры взрывные устройства газогенераторы нагреватели.

Толстый слой заиленной воды бурлил клокотал над ними. Они этот слой отравляли, доводили до кипения, заставляли разбухать разбрызгиваться, выбрасывали струями-колоннами вверх. Вода, шипя и пенясь, возвращалась обратно. Машины выходили из строя. Кабели рвались. Заряды понемногу иссякали.

В то время, как от Урала — с его высокой северной вершины Тельпосиз, с гребня Ямантау, с горы Иремель — распространялся огонь, посланный азиатами, которые, миновав бесконечные пространства тайги, поднялись к этим стратегическим точкам по изрезанному ущельями восточному склону, на Западе по водам океана плыли газоходы, гигантские лодки, суда на воздушных подушках, отчалившие от берегов Англии и Ирландии, из Бискайского залива, от островов Зеленого мыса, от побережья Гвинеи. Они пересекали Атлантический океан Карибское море и затем, пройдя через Панамский канал, расходились вдоль протяженного западного побережья американского континента, на юг и на север, чтобы оттуда, с Запада, нанести азиатам предупреждающий удар. К ним присоединились американские эскадры. Подводные лодки и газоходы — движущиеся широким фронтом, чтобы прикрыть с флангов неуклюжие вспомогательные суда, и окруженные целыми роями катеров разведки и контрразведки — взрезали воды великого Тихого океана, гудели, проплывая мимо Гаваев, архипелага Туамоту, островов Тубуаи; протягивали южный фронт до Новой Зеландии, укрепляли свои позиции на севере, на рубеже от Новой Гвинеи до Камчатки.

И тут они оказались в волшебном море. Им пришлось столкнуться с тревожными фактами, которые они объясняли промахами капитанов или маневрами своего командования с целью обмануть противника. Подводные лодки надводные суда вдруг ускоряли темп, двигались быстрее, на бешеной скорости, потом меняли направление, внезапно застопоривались, останавливались. Такое случалось время от времени, то тут то там — на гигантском фронте, который постепенно продвигался вперед, укладываясь поясом вдоль восточного побережья азиатского континента. Все начиналось с внезапного толчка и остановки отдельного судна. Корабли как бы застревали в воде, винты без толку вращались взад и вперед, корпуса вздыбливались, но не могли сдвинуться с места. Потом суда эти словно от чего-то освобождались и быстрее, чем прежде, мчались преследовали противника, неслись на немыслимой скорости, под водой или по вспененной поверхности, но внезапно осознавали: они не могут остановиться, они куда-то обрушиваются, над ними довлеет какая-то сила. Их тянет, дергает вперед что-то. Притягивающее… или засасывающее, засасывающее… Обезумевшие корабли, уже не привязанные к воде, не приводимые в движение мотором, спотыкались, как пьяные, на водной глади, наклоняли борта, кренились, чуть ли не опрокидывались: их будто волоком волокло вперед… До тех пор, пока они не замечали белую/черную массу, на которую летели, которая их околдовывала, которая и сама летела им навстречу: белая/черная банка, стремительно, как и они, пересекающая пенные волны; нет, железный корабль, сталкивающийся с ними нос к носу, шумно с ними обручающийся, с грохотом — теперь в одной с ними связке — распадающийся уходящий на дно.