— Я давно мечтала познакомиться с вами, милорд, — призналась она.

У нее был красивый голос и легкий иностранный акцент.

— Смею спросить вас почему? — игриво осведомился граф.

Кокетливо похлопав ресницами, Лотти ответила:

— Мне много рассказывали о вашей щедрости, милорд. Говорят, что вы очень щедры к тем, к кому неравнодушны.

Этих слов граф вполне мог ожидать, тем не менее они вызвали у него неприязнь.

Сегодня днем леди Элен попыталась убедить его подарить ей браслет с рубинами в пару ожерелью, за которое он и без того выложил весьма внушительную сумму.

— Я бы не стала просить вас, но вдруг его купит кто-то другой, — умоляла она. — Я увидела его в витрине магазина на Бонд-стрит. Уверена, вам будет приятно подарить мне нечто такое, что доставит мне радость!

Граф бывал чрезвычайно щедр, когда это доставляло удовольствие ему самому, но подобно большинству мужчин страшно не любил, когда его вынуждали проявлять щедрость вопреки его собственному желанию.

Он не занимался любовью с леди Элен после того, как вернулся в Лондон, и убедился в том, что она чрезвычайно корыстолюбивая особа.

Граф знал, что на секретере его и без того ждут счета на огромную сумму — за ее платья, шляпки и прочие аксессуары.

— Я подумаю об этом, — пообещал он.

— Как это любезно с вашей стороны, как мило! — воскликнула леди Элен, обняв его за шею и притянув его голову к себе. Когда вопреки его желанию их губы почти соприкоснулись, она тихо сказала: — Вы почему-то избегаете меня, Анселин. Я ждала вас… каждую ночь, всю неделю…

— Я был занят, — уклончиво ответил граф.

— Заняты вашей юной протеже? — спросила она голосом, похожим на шипение змеи.

Граф освободился от ее объятий.

— Надеюсь, вы будете добры к Сиринге, — резко произнес он. — Она никого не знает в Лондоне, а я не хочу, чтобы она скучала.

— Конечно, — ответила леди Элен. — Мы все должны радоваться жизни и не скучать.

А я очень скучаю по вас, Анселин.

Граф посмотрел на часы.

— Простите, Элен, у меня назначена встреча. Увидимся позже, — произнес он.

— Так вы подумаете о браслете? — спросила леди Элен.

— Да, я подумаю, — ответил он.

Теперь, сидя на диванчике в Уайт-Хаусе рядом с Лотти Штрасснер, Роттингем размышлял о том, что все женщины удивительно алчны. Неужели от мужчин им нужны лишь платья и драгоценности?

Неожиданно в его голове зазвучал тихий голос: «Наверное, они… могут дать вам… что-то взамен. Но я ничего не могу дать вам… ничего».

Сиринга совсем не похожа на других женщин. К тому же она такая неискушенная и хрупкая, что по сравнению с ней остальные дамы кажутся грубыми эгоистками.

Она была похожа на изящный рисунок, мастерски выполненный рукой умелого художника. Всего несколько выразительных штрихов — например огромные глаза, — и перед вами портрет, во всей полноте отражающий духовный мир человека. Очевидно, лишь с помощью карандаша можно передать странную магию ее волос или чувственных губ.

В сравнении с Сирингой рыжеволосая Лотти с избытком косметики на лице выглядела несколько гротескно. Да что там говорить! Даже неотразимая красота леди Элен была бессильна затмить неповторимое очарование его юной воспитанницы.

Граф бросил взгляд в сторону карточных столов. Компанию принцу составил Чарльз Джеймс Фокс, блистательный политик и завзятый любитель азартных игр. Удивительно, что молодой принц так восхищен этим человеком.

Обладатель отвисшего брюха, неопрятный, неуклюжий, с двойным подбородком и черными мохнатыми бровями, мистер Фокс был горьким пьяницей, который сожительствовал с двумя бывшими любовницами принца. Вместе с тем это был человек неотразимого обаяния и блестящего ума. Его разговоры были полны искрометного юмора, а дружба с наследником трона, который был на тринадцать лет моложе его, казалась не просто политически выгодной, но и была абсолютно искренней.

Видя, что на вечеринке присутствует Фокс, граф понял: развлечения, похоже, продлятся до самого утра. Кстати, зря принц вновь сел за карточный стол. Он уже погряз в огромных долгах, а выигрывал крайне редко.

Увы, Роттингем знал, что бессилен помешать его высочеству провести всю ночь в обществе Чарльза Фокса, проигрывая внушительные суммы, которые ни тот ни другой не могли позволить себе потерять.

Расположившийся на галерее оркестр наигрывал романтические мелодии.

Гости герцога, еще способные стоять на ногах, танцевали с дамами, которые, кружась по комнате, сбрасывали с себя часть своих полупрозрачных одежд. Другие в томных позах сидели на кушетках. Причем с каждой минутой эти позы становились все смелее и чувственнее.

Две хорошенькие артистки кордебалета, взобравшись на плечи джентльменов, гарцевали по всей комнате под непристойные комментарии собравшихся, делавших ставки на того, кто победит в этой бесстыдной гонке.

О боже! И так будет продолжаться до самого утра, подумал граф, пока участники понемногу не избавятся от большей части одежды. К этому времени «наездницы» возьмут в руки хлысты и приделают к туфелькам шпоры.

Между гостями торопливо сновали ливрейные лакеи с подносами, уставленными хрустальными бокалами с шампанским или бургундским, чтобы желающие имели возможность утолять жажду.

— Так я вам нравлюсь? — услышал граф голос Лотти. Как оказалось, она по-прежнему крепко прижимается к его руке, едва не касаясь рыжеволосой головкой его плеча.

Роттингем посмотрел на нее и обнаружил, что она, как и другие представительницы ее профессии, пользуется духами, запах которых вызывал у него едва ли не отвращение.

Резкий и терпкий, он напоминал ему несколько малоприятных эпизодов из его жизни на Востоке, о которых он надеялся забыть.

Не вставая с дивана, он выпрямился и слегка отстранился от Лотти: ее близость была слишком навязчива, слишком бесцеремонна. А главное, он понял, что она больше его не интересует.

— Вы не ответили, — вызывающе бросила рыжеволосая прелестница. — Почему вы не поцелуете меня, милорд? Тогда я показала бы вам, как хорошо нам может быть вместе.

— Примите мои извинения, — довольно сухо ответил граф, — но я должен уйти.

— Вы… должны уйти?

В голосе Лотти прозвучали скептические нотки.

— Да! Я хочу уйти! — резко ответил граф.

Он встал и не спеша стал пробираться сквозь толпу танцующих к выходу.

Когда он приблизился к двери, до его слуха донесся пронзительный визг. Это визжала маленькая артистка кордебалета, преследуемая парой пьяных франтов. Она бросилась к Роттингему, и тот невольно отступил в сторону, чтобы избежать столкновения с ней. Молодая особа с визгом пронеслась мимо него, а вслед за ней — ее разгоряченные преследователи.