– Нет, замечательно. Но вы мало использовали лапароскопические стойки. Я вам их целых две штуки купил. А вы, сколько на них операций сделали? Семь?

– Десять, – тяжело вздохнул Ильич.

– Прекрасно! Десять лапароскопических операций за год на двух стойках.

– Вы же знаете, что у меня еще мало опыта таких операций. Я, в основном, традиционно оперирую – открыто.

– Вот! Мало опыта. А откуда же ему взяться, если вы с них только пыль вытираете? Марк Борисович, к вашему сведению только за два месяца их сделал тридцать. Тридцать! И это далеко не предел.

Так из заведующего хирургии Ильич превратился в ординатора отделения. Спокойно освободил кабинет и под равнодушный взгляд нового начальника, перенес свои пожитки в ординаторскую. А еще через месяц он был благополучно переправлен в поликлинику.

– Два медведя в одной берлоге не уживутся, – растянув тонкие губы на красивом лице, цинично заявил Марк Борисович, пригласив Ильича в теперь уже свой кабинет. – Вы негативно влияете на персонал. Я отдаю распоряжения, а они оглядываются назад. Я – здесь заведующий, а вы всего лишь ординатор.

– Я помню. Что я могу сделать, если люди еще не привыкли, что вы теперь у нас начальник. Ничего, пройдет время и все устаканится.

– А мне не нужно время. Я и так месяц прождал, и все напрасно. Пока вы здесь… В общем, вы меня поняли.

– Да, я вас понял. И что вы предлагаете?

– Перейти в поликлинику. Буквально на днях открывают новое здание, оно, как вы знаете, стоит через дорогу от нас. И оставлю вам одну палату, будете на четверть ставки вести больных. Оперировать плановых пациентов.

– Какой вы, право, великодушный! – не сдержался Ильич.

– Послушайте, Игнатий Ильич, я давно за вами наблюдаю. У вас болит спина. Вы уже просто физически не в состоянии больше делать больших операций. К тому же, вы не дежурите по стационару.

– Да, но мне 72 года, – попытался разогнуть согбенную спину постаревший Ильич и почувствовал пронзившую его боль где-то в пояснице, – но я еще ого-го какой! Эх, если бы не спина, проклятая.

– Вот поэтому и идите в поликлинику. Я и так из уважения к вашим заслугам отдал вам палату. Будете грыжи и остальную мелочевку оперировать. А если не нравится, то…

– Премного благодарен, – через силу улыбнулся Ильич, не дав Марку Борисовичу закончить фразу. Ее окончание было понятым, и слушать ее он не желал…

Мотанув головой, Ильич стряхнул с себя все те образы, что проплыли перед глазами. Пора вставать с дивана и идти на прием. Туда, куда его определил новый заведующий – молодой, но довольно наглый тип. Хорошо еще эндоскописты позволяют ему поваляться у себя в ординаторской на диване. А то бы совсем труба пришла.

Прооперировал сегодня с утра две бедренные грыжи. Чуть больше часа, в общей сложности, простоял у операционного стола, а спину так прихватило, как в молодости не прихватывало, когда он только осваивал покосное искусство. Хорошо, ребята из эндоскопического отделения то ли из жалости, то ли из уважения позволяют старику примять их диван. Дожился – в родной хирургии уже голову негде приткнуть.

Эх, спина, спина! Знает же, что там три грыжи в позвоночнике, но все не досуг ими заняться. Советую плавание освоить. Может, стоит попробовать? Сейчас в мае еще холодно, а как потеплеет, надо на озеро походить. Вдруг и, правда, поможет.

Ильич, кряхтя, присел на диван. Поморщившись, положил под язык таблетку валидола. Что-то с утра побаливало за грудиной. Видать, опять сердчишко расшалилось. Надо бы ЭКГ снять. Да, ладно, потом. До приема осталось двадцать минут, надо идти в поликлинику. Тем более что утром, когда грыжи оперировал, принял валидол и отпустило. Может, и сейчас отпустит. А нет, пойду ЭКГ все же сниму. От невеселых мыслей отвлек тревожный стук в дверь, Ильич разрешил войти.

– Игнатий Ильич, я знала, что вы всегда тут перед приемом отдыхаете, – пытаясь отдышаться, затараторила вошедшая медсестра Валя, с первого поста хирургического отделения.

– А я и не скрывал, – кивнул Ильич, ощущая, как приятный холодок от таблетки заполняет собой рот.

– Вас срочно в операционную! Там Марк Борисович с доктором Протасовым оперируют больного с ранением сердца, и что-то у них пошло не так. Требуют вас.

– Бегу, – вскочил с дивана Ильич, на ходу надевая висевший рядом на спинке халат и устремляясь к входной двери…

– Игнатий Ильич, сложный случай, – торопливо стал объяснять ему склонившийся над операционным столом заведующий. – Тут ножевое ранение, проникающее в полость левого желудочка сердца. Рана сразу у коронарной артерии, никак не ушить ее, чтоб артерия в шов не попала. Сами понимаете: прошьем коронарную артерию – наступит гибель миокарда, как при обширном инфаркте. А парень молодой – всего восемнадцать лет. Сегодня в армию провожали.

– Не отпускайте палец с раны сердца, – громко приказал Ильич, заглянув в распахнутую перед ним грудную клетку.

– Стараюсь, – тусклым голосом ответил заведующий, – чуть ослабишь, и струя крови сразу прямо в потолок бьет.

– Все – ясно, живо дайте мне стерильный халат и перчатки! – коротко бросил Ильич. И уже всовывая руки в рукава операционного халата, ловко накинутого на него операционной сестрой, почувствовал, как боль в его сердце усилилась и из сжимающей стала острой, словно тысячи иголок одновременно ткнули его в левый бок и за грудину. – Не помог валидол, не помог, – мелькнуло у него в голове, – надо нитроглицерин принять. – Ладно, ушью сердце и приму, сейчас некогда.

– Вставайте на мое место, – отстранился заведующий, пропуская Ильича к операционной ране.

– Шить! Нерассасывающую нить, лучше на атравматической игле, – превозмогая боль в сердце, тихо приказал Ильич.

– Лавсан подойдет? – испуганно покосилась на него операционная сестра, видя серо-землистый вид старого хирурга.

– Пойдет, только не очень толстый, давай.

– А что вы собираетесь сделать? – Марк Борисович еле держал палец на подпрыгивающим сердце. – Сердце так колотит. Не представляю, как можно что-то ушить на таком прыгающем органе. Я, признаюсь, никогда еще ран сердца не ушивал. Первый раз, и тут такое!

– Попытаюсь наложить швы под артерией, – почти одними обескровленными губами ответил Ильич. – Как поднесу иглу с иглодержателем, сразу отпускайте палец.

Никто из присутствовавших не успел уловить как Ильич аккуратно и быстро провел изогнутую сталь иглы под коронарной артерией и в считаные секунды ушил дефект в стенке сердца. Кровотечение остановлено, жизнь человека спасена.

– Однако, – совалось с губ Марка Борисовича, и он уважительно посмотрел на ровные белые швы, завязанные на ране миокарда. Сердце по-прежнему стучало и подпрыгивало, но наложенные Ильичом нити надежно соединяли разобщенную ножом плоть.

– Все, дальше без меня, – уже почти неслышно просипел Ильич. – Не забудьте: перикард ушейте редкими швами, чтоб отток для жидкости оставался, – напряг он голосовые связки и, покачиваясь, отошел от стола.