Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С фотоделом связан один смешной эпизод; летом после окончания первого курса института я приехал домой из похода по Кавказу, мы с папой стали на кухне печатать мои снимки, которых было очень много; ночью подошло время, когда нужно было добавить закрепитель в ванночку; обычно его хранили в большой тёмной бутылке из-под шампанского; мы не стали зажигать свет и в темноте подняли с пола бутылку, стали наливать закрепитель и к нашему ужасу обнаружили, что вылили подсолнечное масло. Кошмар! Полночи работали зря, все снимки испортились, а утром мама ещё устроила скандал из-за пролитого масла.
Летние каникулы я, как и многие дети заводчан, проводил в пионерском лагере «Песчаные боркѝ»; он находился в 20 км от города и занимал довольно приличную территорию в степи с небольшими берёзовыми рощами; дети жили в армейских палатках, рассчитанных на восемь человек; недалеко находился общий умывальник с рукомойниками и далее за деревьями – сортир; в большое здание столовой отряды (с первого по десятый) ходили посменно; за длинным столом на лавках усаживалось 20 человек; питание было отменное, свежие продукты поставлялись из заводского подсобного хозяйства и из ближайшего колхоза «Сибирский пахарь»; перед обедом всегда ставился на стол большой чайник с кумысом, дети выпивали по стакану слабо-хмельного целебного напитка, благодаря чему в тихий час («мёртвый час», так мы его называли) хорошо спали, особенно те, кто выпивали как и я два стакана, поскольку некоторые ребята не хотели пить кобылье молоко; когда лагерь только открылся, нам пришлось много работать по обустройству, но не в тягость, т.к. ребят было много; мы полностью оформили линейку, сделали дорожки и места для каждого отряда с разметкой и снятием дёрна, построили стадион: круговую беговую дорожку, футбольное поле с воротами, волейбольную и теннисную площадки; кстати, теннисных ракеток тогда не было, вырезали их по форме из фанеры, сетку использовали волейбольную, мяч – теннисный; каждый день был насыщен событиями: пока не было футбольного поля, воротами служили две берёзы, играли команда на команду, я больше любил место правого инсайда в нападении; часто играл
в паре с Витей Вуячичем, здоровым красивым парнем, который учился в параллельном классе. Несколько слов о нём; в школе учился плохо, был туповат, оставался на второй год, но благодаря своему красивому голосу, вниманием девочек не был обделён; он был гордец, хвастливый, самолюбивый и несколько чванливый, надменный; было видно, что скромностью природа его не наделила; отца у него не было, жил с мамой, высокой блондинкой, о которой ходили по посёлку некрасивые слухи; в нашем классе Витя снова остался на второй год, но летом исчез, вероятно, с мамой уехал в Минск. В пионерлагере, играя в футбол, я и он были нападающими, но Витя проявлял своё болезненное самолюбие и всегда хотел сам забить гол, торопился и мазал по воротам; бесполезно было ему вталкивать в голову, что футбол игра командная, и надо давать пас свободному партнёру, который точно пошлёт мяч в ворота; бегал он хорошо, но что толку, не хотели мы брать его в команду во время ответственного матча; был очень шкодлив, делал ребятам исподтишка мелкие подлости, за что иногда ему устраивали «тёмную»; как говорится, «глупец не может быть добрым: для этого у него слишком мало мозгов»; за его мерзости Борис Фертман однажды при всех отдубасил Витю палкой по ногам; но этот не шибко борзый умом увалень был, однако, замечательным певцом; хорош был его голос, его тембр; девушки млели, когда он пел; в Минске Виктор Вуячич стал народным артистом Белоруссии, исполняя в основном патриотические песни; но если считать, что глупость – первая ступенька ума, то, возможно, после Рубцовска Витя набрался ума в Минске, но всё-таки сомневаюсь; об одной из концертных поездок по Сибири, вспоминал Иосиф Кобзон; как-то за кулисами в кругу артистов, ожидавших выступления, Витя стал о чём-то разглагольствовать, неся очередную чушь (прямо по Саади: «когда решивши говорить, откроешь рот, о результатах ты подумай наперёд»); Кобзон прервал его и сказал: «Витя, ты дурак!», на что певец ответил: «А голос!», все захохотали; Борис Фертман как-то мне рассказывал в 1970-х годах о случайной встрече с Витей, который узнал от него о нашей школьной красавице Ольге Яроцкой, проживающей в Одессе; Витя настойчиво просил дать её адрес, чтобы встретиться, обещал прислать Борису пластинки со своими песнями, но так и не прислал. Футбольные матчи на первенство лагеря были всеобщим праздником, собирающим много публики; к финалу в кухне пекли большой сладкий пирог-приз для победившей команды, и каждому игроку вручался диплом; я играл или в нападении, или в центре защиты, но позже, учитывая волейбольные способности, меня часто ставили в ворота. И ещё о футболе. Известно, что в послевоенные годы страна жила футболом; репортажи Вадима Синявского из Москвы слушали по радио миллионы жителей страны в прямом эфире, но в связи с четырёхчасовой разницей во времени, приходилось их слушать около полночи; в лагере радио не было, но послушать игру ЦДКА – Динамо очень хотелось, ведь там играли звёзды мирового футбола: Бобров, Гринин, Хомич, Бесков и др., которые обыграли в турне сборную Англии с общим счётом 19:9; я мог похвастаться тем, что не достигнув двенадцатилетнего возраста, знал почти всех талантливых футболистов московских команд ЦДКА, «Динамо». «Спартака» и «Торпедо». И вот, после ужина компания футбольных фанатов сговорилась идти тайно, когда стемнеет, в подсобное хозяйство АТЗ, в 5км от лагеря, к одному работнику, который всегда слушал репортажи и приглашал ребят; мы приходили к нему и до начала матча, а также во время перерыва между таймами, с большим удовольствием слушали по приёмнику зарубежный джаз, запрещённый в СССР; ведь ещё в шестом классе многие ребята пристрастились к джазу, быстро ухватив джазовые ритмы; этому способствовала увлечённость старших братьев, которые на каникулах привозили домой джазовые пластинки, «плёнки на рёбрах»; закамуфлированный джаз звучал на концертах в агитпунктах; многие песни, в т.ч. патриотические, исполнялись в джазовой обработке; да и в пионерлагере гармонист, когда был с нами наедине в берёзовой роще, наигрывал джаз; возвращались мы в лагерь ночью возбуждённые в хорошем настроении, обсуждали футбольную игру; иногда тихо пробирались на кухню, дежурная повариха давала что-нибудь пожевать; все эти события были одними из сильных впечатлений моего детства, уже в то время переходящего в раннюю юность.
Сначала директором лагеря была харьковчанка Нина Павловна Лаврова, которую все дети очень любили за справедливость и юмор; вместе с нами отдыхали околодвадцати мальчиков и девочек из
