Созависимые идут на все, чтобы сохранить пессимизм и отчаяние. Любой человек или ситуация, которая заставляет их чувствовать себя счастливыми, – красные флажки, предупреждающие о потенциальной опасности. Опыт показывает, что молот все равно упадет. Подобно детям, которые отрицают существование Санта-Клауса, потому что не получали рождественских подарков, они, уже став взрослыми, отвергают миф о счастье. Жизнь научила их не доверять своим чувствам. То, что выглядело лужайкой изумрудно-зеленой травы, усеянной цветами, оказалось полем битвы, покрытым минами. Природа Ловушки–22 в том, что она требовала от них защищаться от ощущения счастья; если они этого не делали, то чаще всего их ждал сокрушительный удар разочарования. Отказ от легковерности и занятие безопасного оборонительного положения – это история жизни большинства созависимых. Этот отказ позволил им уклоняться от столь пугающего эмоционального разрушения… но слишком дорогой ценой.

Если это «безумие – делать одни и те же вещи снова и снова, ожидая других результатов», то мое бывшее созависимое «я» было довольно «безумным»! Как и другие созависимые, я ошибочно полагал, что могу убедить, проконтролировать или изменить моих нарциссических возлюбленных, чтобы они начали любить и уважать меня и заботиться обо мне – несмотря на многочисленные доказательства обратного. Я сравниваю это «безумие» в отношениях любви и ненависти с тем, что у некоторых людей связано с домами с привидениями и американскими горками.

Позвольте объяснить.

Смельчаки, любящие дома с привидениями и американские горки, зависимы от сильных эмоций. Цепочка начинается с приятных воспоминаний предыдущего опыта, очищенных от следов жестокости и травм. Со временем пугающие и травмирующие элементы воспоминания заменяются веселыми и радостными. Цикл повторяется, поскольку человек взбудоражен положительно запомнившимся впечатлением.

Но чем ближе событие, тем больше в положительные воспоминаниях просачиваются элементы сожаления и беспокойства, которые начинают, подобно пузырям, подниматься на поверхность. Тогда боль подчищенных воспоминаний снова всплывает. Когда событие уже совсем рядом, вступает в силу механизм «бей или беги» – реакция тела на предполагаемую опасность. В этот момент мысль о жизни и смерти приобретает параноидальный характер. Тело и мозг одновременно нажимают на кнопку паники, и оглушительные сирены тревоги начинают звучать во всю мощь.

Несмотря на ощущения острой тревоги, паники, тошноты и/или гипервентиляции (когда начинаешь задыхаться), «безумный» зависимый человек переступает порог дома с привидениями или пристегивается к сиденью на американских горках. Он испытывает момент «гипервозбуждения»: его захлестывают мысли о смерти и разрушении. Тогда одномерный выживательный мыслительный процесс выходит на передний план. Для многих привычно давать клятву Богу или самим себе, что, если они выживут, они никогда больше не повторят своих ошибок и неверных суждений.

Но вот мероприятие заканчивается, и адреналиновый наркоман безмерно благодарен, что его миновали травма головы, потеря конечностей или укус вампира. И тут «только дайте мне выжить, я больше никогда не буду этого делать, Боже, помоги мне!» превращается в «черт возьми, это был самый восхитительный момент в моей жизни!». Теперь их «танец со смертью» воплотился в восторг и эйфорию. Это то, что я называю амнезией американских горок, – проблема номер один большинства созависимых.

Амнезия американских горок привела меня к двум неудачным и дисфункциональным бракам с женщинами, которых я считаю патологическими нарциссами. Как наркоману или алкоголику, мне требовалось опуститься на самое дно, чтобы полностью осознать патологическую серьезность моей созависимости и своего эмоционального разрушения. Я достиг дна, когда решил развестись со своей второй женой. В то время мне казалось, что я безнадежно сломаюсь, если влюблюсь в еще одну нарциссическую «родственную душу». Именно тогда я наконец решил вытащить себя из дисфункциональной навозной кучи, полной стыда, одиночества и ненависти к себе.

В начале моего излечения от созависимости ни один из терапевтов не понимал сложности моей амнезии американских горок и склонности «танцевать» с патологическими нарциссами. Я отчаянно нуждался в ком-то, кто оценит положение человека, бегущего как белка в колесе к нездоровой романтической любви. Мне нужен был тот, у кого есть конкретный план лечения, чтобы это изменить. Но ни у одного из терапевтов, которых я посещал, не было специлизации по созависимости. Информация, которой они обладали, бралась из устаревших книг и таких источков по популярной психологии, как журнал «Психология сегодня». Не находя психотерапевта с необходимыми знаниями и навыками, я искал любую информацию, которая бы пролила свет на то, что я связывал со своей созависимостью: жгучее одиночество, невыносимый стыд и привычное влечение к патологическим нарциссам. Именно тогда книга, которую я прочитал вскоре после своего первого развода, «Драма ребенка-подарка» (Миллер, 1979) дала мне информацию, которую я искал.

Доктор Миллер выдвигает гипотезу о том, что взрослые люди, позиционирующие себя как заботливые и жертвенные, когда-то были «детьми-подарками». Они подавили свою потребность в безусловной заботе, научившись манипулировать резким, неуравновешенным и потенциально склонным к наказаниям нарциссическим родителем, чтобы тот заботился о них или по крайней мере уделял им внимание и не применял к ним насилие. Другими словами, ребенок превращал себя в «подарок», который заставлял нарциссического родителя относиться лучше к самому себе и тем самым предотвращал более серьезную форму травмы привязанности. Поскольку «подаренный» ребенок пережил суровое испытание, он обрел структурные элементы, которые трансформировались в инстинктивно эмпатичный тип взрослой личности. Такой человек обречен заботиться о других людях, неготовых отвечать им взаимностью.

Хотя доктор Миллер не использует термин «созависимость», мне было ясно, что она описывает как ее элементы, так и причины. Рождение идей Синдрома человеческого магнетизма произошло после прочтения ее книги, и затем они слились с моей теорией «танца» созависимого и нарцисса. Эта связь положила начало многомерной теоретической структуре, которую я создал, чтобы объяснить трансактную динамику созависимости. Это озарение изначально не планировалось как тема для книги. Скорее я пытался справиться со своими саморазрушительными тенденциями и сделать то же самое для своих созависимых пациентов. Только когда я более полно развил свои идеи Синдрома человеческого магнетизма, я начал размышлять над их потенциалом для помощи многим страдающим и их лечащим врачам.

Многие профессионалы в области медицины и психического здоровья не одобряют классификацию людей на основании диагностических терминов. Я согласен с ними, что неправильные, а иногда и жесткие мнения часто строятся на диагнозе – и он становится ярлыком. Слишком много психотерапевтов фокусируются на том, чтобы поставить правильный диагноз, а не узнать своих пациентов. Это, разумеется, важно, по крайней мере, чтобы убедиться, что диагноз точно объясняет проблему человека.