— Учитель? — вопрошающе взглянул на Баратора Адрис, ничуть не сомневаясь, что сию минуту все сомнения рассеются седым пеплом в ветряном потоке.

Но Баратор потупился, спрятал от ученика глаза под ветвистыми бровями, отвернулся и молчал какое-то время, старательно остужая горячий чай дыханием перед тем, как сделать глоток. Адрис терпеливо ждал. Лаира, уверенная в своей правоте, по прежнему загадочно улыбалась.

— Не сбежать, — наконец промолвил Баратор, — а спастись. Чтобы потом город не остался без лекаря.

Адрис чуть не задохнулся.

— Учитель, вы хотите оставить город в столь тяжелый час?

— Весьма благородно, — издеваясь, добавила Лаира, — не находишь, Адрис? Так далеко думать о будущем, не оставляя настоящему шансов. Да, Баратор, я надеялась, что у тебя осталось хоть немного совести.

— Совести? — наконец вскипел старик. — О какой совести идет речь? Почему я должен жертвовать своей жизнью ради тех, кто не ценит моего дела. Я всю свою жизнь спину гнул на Совет свою спину, штопал, лечил, выслушивал стоны и претензии, а все ради чего? Ради полунищего существования? Нет, уж, хватит. Если эти дураки хотят погибнуть, чего ради я должен заботиться об их здоровье?

— Учитель, — пораженно прошептал Адрис, — я не понимаю.

В те секунды его мир оседал и рассыпался, как песчаный замок под потоками воды.

— Врач — тоже человек, — отвечал теперь уже сурово Баратор, — и я не вижу ничего зазорного в том, чтобы стараться выжить, особенно, если дают такую возможность. Лучше подумай, Адрис, что будет с городом и с людьми, если погибнут его лучшие умы. То-то… Кто позаботится о раненных и просто больных, если мы с тобой погибнем? Некому…

— Как мило ты списал меня, Баратор, — вставила Лаира слово.

— Адрис, мальчик мой, уйдем со мной. Переждем все эти страсти и продолжим лечить.

Но молодой лекарь молчал. Он медленно обернулся к Лаире и, почувствовав его искреннее смятение, женщина подавила насмешку и взглянула на Адриса с пониманием и сочувствием.

— Лаира, а вы… ваш выбор…каков?

— Мой? Я и некоторые из моих девочек остаемся в городе. Что бы ни случилось. Вот и к Баратору пришла с предложением о совместной помощи пострадавшим, а он мне поведал… о своих грандиозных планах.

— Значит…вы в городе, — начал прикидывать Адрис, — учитель, вы в подземелье, чтобы потом помогать оставшимся в живых страждущим. А я? Я с теми, кто пойдет к воинам…

— Адрис, ты сошел с ума?! — воскликнул Баратор.

— Все мы тут…немного сумасшедшие. Весь Аборн выжил из ума.

Адрис решительно поднялся и шагнул к выходу. Баратор вскочил, попытался схватить ученика за руку и остановить, но не успел.

— Одумайся! — жалобно крикнул старик, надеясь на последний шанс, но так ничего и не вышло.

Адрис ушел так же быстро, как и пришел, унося в голове само собой найденное решение. На полпути остановился и резко развернулся и сделал несколько шагов в направлении дома Эльды, но необдуманный порыв угас так же быстро, как и возник. Что он хотел сделать? Пойти к Азее? Зачем? Проститься? Признаться? Глупец… Кому он нужен со своими признаниями, особенно теперь? У него есть дело, а завтра… Этого никто не знает.

Эльда вскрикнула, согнулась, ухватившись за живот. По дому разнеслось ее сдавленное мычание.

В ту секунду Азее показалось, что земля вокруг провалилась, что стоит она на самой кромке бездны, размахивая руками, как неловкий птенец крыльями, ловя равновесие. В голову ударил жар талого воска, сердце, напротив, обледенело. На секунды, потому что на большее Азея не имела права.

Она сорвалась с места и подскочила к Эльде, слабо соображая, не контролируя ни действия, ни мысли.

— Эльда, Эльда, что с тобой? — затараторила Азея, дрожа сильнее, чем ее несчастная подруга.

Эльда не могла разогнуться, клонилась все ниже и ниже, вцепившись скрюченными пальцами в свой круглый живот. Когда Азея оказалась рядом подняла голову и взглянула на подругу, хотела сказать, но в этот миг накатила очередная волна резкой боли. Сквозь зубы, чтобы только снова не закричать, она выдавила одно только слово:

— Началось.

Голос растворил смятение Азеи. Она мысленно ругнула себя за недогадливость, поднырнула под руку Эльды, подставляя для поддержки плечо.

— Кричи, Эльда, не молчи, так легче будет, — пробормотала Азея, уводя роженицу в спальню.

— Знаю, — воспользовавшись паузой между порывами боли, прошептала Эльда, — уже проходили, верно?

Азея пропустила мимо ушей. Стараясь не обращать внимания на приступы страха, она уложила Эльду, собираясь с мыслями. Что делать? Куда бежать? А вдруг Эльда умрет? Азея хваталась то за один, то за другой, а рядом, через короткие паузы, стонала Эльда.

— Давай же, — прошептала Азея сама себе, закрыла глаза, пытаясь успокоиться, — не суетись. Вспоминай…

Сказать легко. Сделать сложнее. Под леденящие кровь стоны Эльды не припоминалось ничего, чему учил Адрис. Да еще и с улицы без спросу влетали неуместные сейчас звуки собирающейся толпы.

Сегодня был день гнева. Сегодня Аборн собирался сказать свое крепкое слово пришедшим войскам. Улицы кипели народным возмущением. Негодование достигло критической отметки и ринулось вперед густой, всепоглощающей массой.

С самого раннего утро жители города слонялись из одного конца города в другой. Не щадя голосовых связок они прославляли Совет, гнобили и поносили Маниуса, призывали всех-всех, кто только может стоять на ногах и думать головой, подняться и бороться против врагов. С каждой минутой народу становилось все больше, к шествию присоединялись женщины, дети, дряхлеющие, но бесконечно упрямые старики. Толпы заполонили собой даже маленькие переулки, живые ручейки сливались в одно гигантское, неукротимое течение, устремленное к воротам Аборна.

Это всеобщее помешательство не просто пугало, но и угрожало тех, кто не хотел в нем принимать участие. Высунуть нос на улицу было страшно — могли затоптать, а узнав, что ты не собираешься поддерживать Аборн, избить, как трусов и изменников. Азея понимала это потому и собиралась просидеть с Эльдой дома, пока толпа не покинет город.

Но младенец решил иначе. Азея застыла возле мучающейся в схватках Эльды, вцепившись в растрепавшиеся волосы, будто это могло помочь ей собрать разбегающиеся мысли.

Нужно было бежать за Адрисом. Немедленно, пока она еще могла себе позволить оставить без присмотра рожающую женщину. Бежать со всех ног, и приволочь сюда лекаря, во что бы то ни стало.

— Эльда, ты потерпи, я быстро, — затараторила она возбужденно. — Я за Адрисом и обратно. Ты держись, ладно?

— Иди, — промычала Эльда, — бывало и похуже. Иди.

Азея набросила на Эльду покрывало и спешно выскочила за дверь. И вдруг опомнилась. Перепуганный Гаспер сидел на стуле, подтянув ноги к груди и обхватив их руками. Стеклянные камешки глаз смотрели на дверь, за которой мучилась его мать. Дрожал, закусив нижнюю губу.