Бомба. Я о них знаю по Манхэттену. Приглушенный грохот, доносящийся издалека, говорит мне, что только что погибли люди. Это не те воспоминания, в которые мне хочется вернуться, поэтому я инстинктивно пытаюсь отодвинуться. Но куда там! Из-за всех этих лекарств тело словно деревянное.

– В этом мире есть люди, которым противоядие не нужно. Они считают, что близится конец света, человечество обречено и лучше в это не вмешиваться. Они убьют любого, кто осмелиться помочь нам выжить.

Я знала! Я так и знала! Родителям постоянно угрожали из-за их лабораторных исследований. Существуют две противоборствующие стороны: приверженцы научного подхода выступают за изучение генома человека и поиски противоядия; а сторонники естественного подхода уверены, что уже слишком поздно что-либо изменить, и считают неэтичным сначала рожать детей, а потом ставить над ними эксперименты. Одним словом, «естественники» полагают, что вымирание человеческой расы – обычный природный процесс.

– Но тебе повезло, – говорит Вон. – У нас здесь тепло и безопасно. Уверен, ты не захочешь всем этим рискнуть. Ты особенная, хоть сама этого не понимаешь. Исчезнешь, и Линден этого не переживет.

Неожиданно мне становится ясно, почему Роуз отговаривала меня от побега. Совсем не затем, чтобы после ее смерти Линден не остался один. Она пыталась предупредить меня, уберечь от наказания вроде того, которому подверглась, когда ее попытка бегства провалилась. Сознание начинает путаться, и в ушах раздается шепот Роуз, а не Вона:

– Если тебе дорога жизнь, больше никаких попыток сбежать.

Линден, кажется, не подозревает, что я получила все эти травмы, когда пыталась от него убежать.

– Я сказала ему, что, когда налетел ураган, ты была в саду, – шепотом рассказывает мне Дженна как-то днем. Рядом тихонько спит Линден. Его рука покоится у меня на плече. Даже во сне он не может оставить меня без защиты. – Я видела, как ты выпрыгнула в окно. Что у тебя был за план?

– Не знаю, – отвечаю я. – В любом случае, он с треском провалился.

Она выглядит так, словно ей до смерти хочется меня обнять, но она не решается: мне даже дышать больно.

– И он тебе поверил? – интересуюсь я.

– Комендант Линден поверил, хоть и знает о выломанной сетке в твоем окне. Насчет Распорядителя Вона не знаю. На кухне все поручились, что видели тебя в саду перед самым ураганом. Сказали, ты попыталась вернуться в дом, когда услышала сигнал тревоги. Версия, по-моему, вполне убедительная.

– Что они сделали? – не веря своим ушам, переспрашиваю я.

Чуть улыбнувшись, она заправляет мне за ухо непослушную прядь волос.

– Думаю, ты им нравишься. Особенно Габриелю.

Габриель! Пронзительный взгляд голубых глаз и рев разыгравшейся стихии. Распахнутые руки. Вот он меня ловит. Уют его объятий. Потом темнота.

– Это он меня нашел.

– Тебя полдома искало, – говорит она. – Комендант Линден и тот присоединился к поискам. Всюду летали ветки, сучья. Так что ему тоже досталось.

Линден. В синяках. Спит рядом. Капля крови в уголке рта. Вытираю ее пальцем.

– Я думала, ты погибла, – признается она. – Когда Габриель принес тебя на кухню, на тебе живого места не было.

– Это недалеко от правды.

– Сесилия орала как резаная. Ее слуги до спальни буквально волоком тащили. Втроем. Распорядитель сказал, что, если она не успокоится, у нее будет выкидыш. Ну да все с ней в порядке. Ты же ее знаешь.

– А что с Габриелем? – спрашиваю я.

С тех пор как очнулась, ни разу его не видела. Не знаю даже, сколько времени я уже в сознании.

Линден что-то бормочет во сне, и я вздрагиваю от неожиданности. Он утыкается лицом мне в плечо, и кажется, еще секунду и откроет глаза, но дыхание его остается глубоким и размеренным.

С внезапно посерьезневшим видом Дженна наклоняется еще ниже. Мы и так едва шепчем, но она хочет быть уверенной, что нас никто не услышит.

– Не знаю, что там между вами происходит, но будь, пожалуйста, поосторожней. Ладно? Мне кажется, Распорядитель Вон что-то подозревает.

Вон. От одного упоминания его имени кровь стынет у меня в жилах. Я никому не говорила о том, что он рассказал мне о Роуз. В голове все перемешалось, и я не могу отличить свои видения от реальности. Вдобавок я боюсь того, как он может со мной поступить. Заставляю себя переключиться с мыслей о нем.

Не знаю, что ответить Дженне. Я ведь сама не понимаю, что происходит между мной и Габриелем. Все, о чем могу сейчас думать, так это о паническом страхе, который охватывает Габриеля всякий раз, когда Вон поблизости. Может, ему угрожают?

– Он в порядке? – судорожно сглотнув, спрашиваю я.

– В полном. Так, пара царапин. Он к тебе заходил несколько раз, но ты спала.

В достоверности ее отчета можно не сомневаться – она до мелочей знает обо всем, что происходит в этом доме. Тихая и незаметная как мышка, Дженна ничего не упускает из виду. Вспоминаю слова Вона о том, что неплохо было бы отправить ее на корм рыбам, о ее сестрах, которых расстреляли в том фургоне, и глаза сами наполняются слезами, горло перехватывает от рыданий.

– Не волнуйся, – шепчет она. – Я поищу его. Все будет хорошо.

– Не будет, – срывающимся голосом шепчу я в ответ.

Боюсь сказать лишнего. Вдруг услышит Распорядитель Вон. Он и так все про всех знает. У этого ужасного человека повсюду глаза и уши. Ему не стоит большого труда дергать нас за веревочки. И он прав. Я проведу в этом доме остаток своей жизни. Есть смысл устроиться здесь поудобней. У меня закрадываются подозрения, что он и есть мой настоящий тюремщик, а мужчина, посапывающий рядом, находится в столь же незавидном положении пленника, что и его жёны.

Дженна остается со мной некоторое время. Наконец у меня не остается сил даже на слезы, боль стальным обручем стягивает грудь, ноги, голову, и я проваливаюсь в небытие.

Первое, что я вижу, открыв глаза на следующее утро, это Сесилия, которая неловко мнется у двери. Беременность уже не скрыть. Руки и ноги девушки стали такими худенькими, что на их фоне изрядно округлившейся живот кажется просто огромным.

– Привет, – говорит она высоким детским голосом.

– Привет, – хрипло отвечаю я.

Мои слова звучат так, будто я пригоршню битого стекла проглотила, но откашляться я не решаюсь – знаю, что будет очень больно. Вспоминаю, что сказала мне о Сесилии Дженна. Мол, орала как резаная, когда меня принесли.

– Как ты? – спрашивает Сесилия.

Не успеваю я и рта открыть, как она вытаскивает из-за спины руку и демонстрирует мне вазу с белыми, похожими на звезды цветами.

– Лилии, как те, о которых ты рассказывала.

Они и вправду точь-в-точь как те, что выращивала мама, – с розово-красными, напоминающими след от разлитых чернил полосками по всей длине лепестка. Сесилия ставит вазу на прикроватный столик и кладет мне руку на лоб.