Если бы Максим сейчас обернулся и увидел, что происходит у него за спиной, он, конечно, понял бы причину этой задержки. Но он полностью сосредоточился на действиях находившегося перед ним врага и догадался, что к приятелям прибыло пополнение, только когда получил мощнейший удар по почкам.

Из густых древесных зарослей на прогалинку, где шла драка, тихими шагами вышел невысокий подкачанный мужчина. Сцепив руки замком, он размахнулся и со всей силы приложил стоявшего в оборонительной позиции Максима по спине.

Удар был настолько жесткий, что у парня потемнело в глазах.

Теперь и он выронил нож, не в силах не только драться, но и вообще осуществлять какие бы то ни было действия. Лишь судорожно глотал воздух, мысленно прощаясь с жизнью. Поняв, что нападавшие никаких воздействий больше осуществлять не собираются, Максим очень удивился.

Невысокий здоровяк, появившийся последним, поднял лежавший на траве нож, для чего‑то предварительно обернув его носовым платком, и исчез так же тихо и безмолвно, как и появился.

Двое других удалялись шумно, обмениваясь впечатлениями и на разные лады обзывая Максима, но и их голоса вскоре стихли. Через пару минут укромная прогалинка меж деревьев вновь приняла мирный, буколический вид.

«Ничего не понимаю, — мелькнула в голове мысль. — Для чего они устроили все это? Приступили так, будто хотели убить, а в результате, можно сказать, и не избили даже. Ничего не понимаю».

Тем не менее гулять ему расхотелось. Финальный удар оказался весьма чувствительным, да и раненая рука ныла, потревоженная чересчур активными «упражнениями», и Максим решил вернуться домой.

Когда он уже подходил к своей родной старенькой трехэтажке, его нагнал только что прибывший в «летку» полковник.

— Здравствуй, Максим. Хорошо, что я тебя встретил, — сказал он. — Тут у нас небольшое ЧП, хотел тебя предупредить. На днях на меня напал какой‑то ублюдок, не исключено, что он может быть связан с делом. А сегодня выяснилось, что он сбежал из СИЗО. Пожалуйста, будь осторожнее. Не исключена возможность провокаций.

— Да были уже провокации, — угрюмо ответил Максим. — Поздно осторожничать.

— То есть как? — беспокойно заговорил Гуров. — Что ты имеешь в виду? К тебе подходил кто‑нибудь? Приставал?

— И подходил, и приставал. И отделали так, что до сих пор аукается. Где же вы были? Обещали, что будете контролировать процесс. Хотя… Я, конечно, не дитя малое, чтобы за мной со слюнявчиком ходить. Но их трое было. Одному в такой ситуации тяжеловато. На меня, между прочим, с ножом кидались.

— Подожди! Что значит — кидались с ножом? Кто? И потом… — Гуров внимательно осмотрел Максима с головы до ног. — Выглядишь ты вроде вполне нормально. По крайней мере, для человека, на которого напали втроем, да еще и с ножом кидались. Объясни толком, что произошло…

Выслушав рассказ Максима, Гуров задумался. С одной стороны, было очевидно, что намеченная им стратегия приносит плоды. За короткое время произошло сразу два нападения. Значит, пущенные стрелы попадают в цель.

С другой же — из рассказа Максима со всей очевидностью следовало, что враг и сам осуществляет некую тайную стратегию. В отличие от молодого авиаинженера опытному полковнику совсем не показалось странным, что бандит, забравший нож, поднимал его, обернув носовым платком.

Максим держал этот предмет в руках, и на рукоятке теперь наверняка красуются четкие отпечатки его пальцев.

Повторение приема, который уже использовали, организовав подставу в вертолете, еще раз доказывало невиновность Максима. Но в то же время ясно говорило и о том, что готовится новая подстава.

«Они собираются убить еще кого‑то и снова свалить все на Максима, — понял Лев. — И на этот раз планируют устроить все так, чтобы у него уже не было ни малейшего шанса выпутаться. Ход неплохой. Дескать, и в вертолете был нож, и во втором случае тоже. Прямо серия какая‑то.

А смешнее всего то, что самому парню теперь, собственно, ничего не угрожает. Наоборот, раз уж именно его хотят сделать «козлом отпущения», его будут беречь как зеницу ока. И в нужный момент, несомненно, подставят. Только вот где и как? Ответив на этот вопрос, можно поймать мерзавцев буквально за руку. Но ответить необходимо как можно скорее. Счет времени, возможно, идет уже на часы».

— Послушай, Максим, — обратился он к Китаеву. — Ты сейчас домой собирался?

— Да.

— Вот и хорошо. Постарайся сегодня больше не выходить. Да и вообще. Планы немного меняются. Теперь прогулки необязательны. Даже нежелательны.

— Это из‑за нападения? — спросил Максим, по‑видимому решивший, что Гуров опасается за его жизнь и здоровье.

— И из‑за него тоже. Но не только. Это — часть плана.

— Вечером Лариса должна прийти. Я обещал, что выйду.

— Хорошо. Обещания нужно выполнять. Но постарайся не задерживаться. Это ненадолго, я имею в виду временные ограничения.

— Хорошо, я постараюсь.

— Да, кстати. Среди этих отморозков, которые напали на тебя, случайно, не было такого худощавого парня с восточным типом лица?

— Нет. Они все были здоровые. Как шкафы. И лица у всех однозначно славянские. Хотя и довольно противные на вид.

— Ясно. Ладно, иди отдыхай. Не буду тебя задерживать.

Максим скрылся в подъезде, а Гуров неспешно пошел прочь, инстинктивно держа путь к дому, где жил Белавин. Уезжать из «летки» он не спешил. Здесь явно что‑то готовилось, и от того, насколько быстро и точно сумеет он угадать, что именно, зависела судьба Максима.

«Они почуяли, что подстроенная ими ловушка не сыграла, — думал полковник. — Ведь Максима выпустили из изолятора, пускай пока и под домашний арест. Значит, в виновности его появились сомнения. Теперь они постараются сделать все так, чтобы никаких сомнений не могло возникнуть в принципе. Еще один нож, еще одни отпечатки. Повторное преступление с тем же почерком. Да, если затея им удастся, отбиться здесь будет гораздо сложнее. Если вообще получится.

Но главный вопрос был даже не в этом. Чье еще убийство задумал Белавин? Кого он хочет убрать, в очередной раз подставив Максима? Или ему вообще все равно? Кто бы ни оказался жертвой, главное, чтобы рядом нашли нож с нужными отпечатками и уже надежно «закрыли» Максима за все преступления разом? А если предполагаемая жертва — человек не случайный, кто это может быть? Кто мог насолить Белавину уже после того, как его задержали по обвинению в убийстве? Что может быть хуже такого обвинения?»

«Только обвинения во втором убийстве», — откуда‑то из глубин подсознания прозвучал ответ.

Гуров усмехнулся, подумав, что из‑за этих постоянных раздумий об одном и том же он скоро начнет разговаривать сам с собой. Но напоминание об угрозе второго обвинения, которого Белавин, несомненно, все время опасается, вдруг направило его мысли в очень интересное русло.