А здесь какой мотив? Что явилось базой для столь тесных взаимоотношений? То, что такой человек, как Муса, и на «гражданке» не в силах был избавиться от старых привычек? Что ж, возможно, он время от времени давал выход эмоциям. Не зря же дежурный в изоляторе упоминал про драки и приводы.

Может, Белавин что‑то знал про Мусу и помог замять? Или не помогал, а просто не сообщил никому о том, что видел. Да, это — база надежная. Если Белавин знал про Мусу какой‑то секрет, который тому очень не хотелось раскрывать, он мог заставить его сделать что угодно.

Вполне вероятно, что при совершении преступления действительно имел место сговор. Только не сговор «экипажников» «Ми‑8», доведенных до ручки начальником‑самодуром, а сговор незаметного работника научного отдела с еще более незаметным работником метлы.

«Взрывчатку в панель приборов вполне мог заложить и Белавин, этот пункт не меняется, — размышлял Гуров. — Но не исключено, что контролировать процесс он предоставил своему наперснику. Тому оно и удобнее было, да и привычнее. Маловероятно, что Белавин, каким бы он ни был безнравственным отморозком, так‑таки и совал направо и налево ножи. Для подобных действий необходима сноровка. И хладнокровие. Дело сделано чисто, не похоже, что исполнитель — новичок».

Обновленный вариант версии выглядел вполне правдоподобно. Но и он не давал ни малейших намеков на возможный мотив. Сам ли Белавин совершил это убийство или с чьей‑то помощью, вопрос «почему?» так и оставался без ответа.

Тем не менее сведения, полученные от Стаса, давали возможность вести диалог с Джункаевым в несколько ином ключе, и Лев решил еще раз навестить своего «протеже».

Однако то, что узнал Гуров, прибыв в изолятор, показало, что способности Мусы он несколько недооценил.

— Сбежал! — сокрушенно разводя руками, говорил дежурный. — Притворился, что плохо ему, повели в больничку, а он…

— То есть как? — взволнованно прервал его полковник. — Что значит — сбежал? У вас тут тюрьма или богадельня?

Стиль работы местных внутренних органов уже не на шутку начинал раздражать. Он с риском для жизни задержал преступника, можно сказать, на блюдечке с голубой каемочкой передал его коллегам, и вот он — «счастливый финал»!

— Да не волнуйтесь вы так, — принялся успокаивать его дежурный. — Никуда не денется. Уже разослали ориентировки, все смежные службы в курсе. Найдут.

«Да, найдут, — с досадой думал Гуров, выходя из изолятора. — После дождичка в четверг. Он когда у них под носом‑то был, ничего не нашли, а теперь в бега подался. Черт! Вся работа насмарку!»

Расспросив о подробностях побега, он узнал, что по дороге в медчасть Джункаеву удалось завладеть пистолетом одного из охранников. Угрожая оружием, он выбрался из здания и исчез. Мысленно одаривая своих покровских коллег всеми известными ему нелицеприятными эпитетами, Гуров покинул изолятор.

Ниточка оборвалась. Оставалось надеяться только на затеянную им провокацию с участием Максима. Если Белавин проглотит закинутый крючок и какими‑то действиями выдаст себя, возможно, все‑таки удастся получить столь необходимые доказательства его вины.

Он вновь поехал в «летку», чтобы продолжить обещанное Максиму дежурство и наблюдение. А в дороге размышлял над тем, что еще можно предпринять, чтобы сделать выбранную стратегию эффективнее, и даже не подозревал, как скоро и каким неожиданным образом сработает его план.

В «летке» жизнь била ключом.

Выполняя рекомендации Гурова, Максим вышел на очередную прогулку и уже очень скоро понял, что затеянная полковником провокация приносит плоды.

Как и договаривались, он старался «гулять» невдалеке от дома Белавина и через несколько минут заметил, что гуляет здесь не один.

Разнообразные деревья, в изобилии растущие на всей территории «летки» и превращавшие ее в большой парк, возле дома Белавина росли особенно густо. В разгар рабочего дня дворовая территория была пустынна, а палящее солнце заставляло инстинктивно искать укромные тенистые места.

Стараясь не выходить из‑под естественного укрытия, которое создавали густые ветви, Максим неспешно продвигался вперед, пока не оказался на небольшой прогалинке среди деревьев, скрытой от посторонних глаз.

Здесь перед ним как по волшебству возникли два плотных и упитанных гражданина. Угрюмые взгляды и хмурые выражения лиц не сулили ничего хорошего.

— Ну что, малой, поговорим? — хрипло произнес один из здоровяков, преградив Максиму путь.

— Вам чего, мужики? — не столько испугавшись, сколько удивившись, спросил Максим.

— А вот я тебе сейчас объясню, чего, — проговорил второй. Пригнув голову и расставив руки, он, похожий сейчас на быка, перед которым маячит красная тряпка, надвигался на Максима, недвусмысленно давая понять, что именно собирается объяснить.

Поняв, что помощи ждать неоткуда, Китаев внимательно всматривался в противника, примериваясь, какую тактику лучше избрать. В объеме и массе он уступал этому мужчине раза в полтора. Чтобы нейтрализовать его в данной ситуации, подошли бы скорее болевые приемы, чем грубая сила.

Пока неуклюжий здоровяк замахивался, Максим, более подвижный и ловкий, успел нанести сразу несколько ударов. Получив ногой по коленной чашечке, кулаком в правое подреберье и в глаз, здоровенный битюг зарычал от боли и перегнулся пополам. Перемежая стоны с нехорошими словами, он медленно опускался на землю, то прижимая руки к животу, то хватаясь за коленку, не в силах определить, где ему больнее.

Тем временем Максим, разобравшись с одним противником, переключился на второго. Но, повернувшись в его сторону, сразу понял уязвимость своего положения. В руке бугая был нож. Он шел в наступление, так же набычившись, как незадолго до этого его друг, и, несомненно, намеревался довершить начатое им дело.

Ситуация разворачивалась явно не в пользу Максима, но просто стоять и ждать, когда его укокошат, он не собирался. Даже в самых крайних обстоятельствах пассивному ожиданию он всегда предпочитал действие.

В ответ на незатейливый открытый замах Максим получил довольно жесткий перехват. Волосатая медвежья лапа так сильно сжала запястье, что он чуть не вскрикнул от боли. Положение усугублялось тем, что правая рука, которую выворачивал сейчас напавший на него отморозок, больше всего пострадала от взрыва в вертолете, и раны еще не зажили.

Следующий тактический прием Максима уже не был столь прямолинейным.

Подняв вторую руку как бы для удара и заставив своего визави сосредоточить на ней взгляд, параллельно он с размаха наступил ему на ногу, стараясь, чтобы удар пришелся по кончикам пальцев.

Здоровяк, обутый в летние сланцы, взвыл от боли и выронил нож.

Быстро нагнувшись, Максим схватил его и тут же повернулся к первому бугаю, уже поднимавшемуся с земли, ожидая новой атаки с его стороны. Но тот проявлял какую‑то странную медлительность.