О ноги Алены потерся, громко и жалобно мяукая, большой пушистый кот — серый, с белой «манишкой» и в белых «носочках» на задних лапах.

— Какой красавец, — восхитилась Алена.

— Ох, Васенька, а покормить-то тебя я и забыла… — засуетилась хозяйка.

— Я помогу, — вызвалась Алена. — Вон я вижу, у вас кошачий корм стоит. Да и вам самой тоже перекусить не помешало бы. Небось целый день ничего не ели?

— Да я не хочу, — отмахнулась старушка. — Какая уж тут еда…

— Есть все равно надо, — авторитетно проговорила Алена. — Хоть чаю попейте. Я сейчас поставлю чайник.

Из комнаты послышалось электронное «кваканье» — сигнал скайпа.

— Сын звонит, — сообщила Антонина, и впервые за это время ее лицо несколько прояснилось. Она поспешила к ноутбуку, а Алена осталась хозяйничать на кухне, невольно прислушиваясь к громкому мужскому голосу.

— Мама! — взволнованно говорил Алексей. — Ну слава богу! А то я звоню, звоню, а ты не отвечаешь. Мы уже подумали невесть что… Как ты? Как отец?

В результате Алена ушла от соседки уже в одиннадцатом часу. После разговора с сыном Антонина Николаевна хоть немного, но воспрянула духом, выпила чаю, съела бутерброд и согласилась принять успокоительное. Закрывая за соседкой дверь, она уже совсем засыпала, и Алену это радовало. По крайней мере, старушка поспит до утра, сил наберется. А там уж что будет — то будет. Человек над судьбой не властен, он властен только над своим отношением к ее капризам.

Едва выйдя за дверь квартиры Антонины, Алена первым делом набрала номер сына, но Ник по-прежнему был недоступен. Наверное, забыл зарядить телефон. Ох, ну сейчас она ему задаст!.. Алена шагнула в подошедшую кабину лифта и устало привалилась спиной к стене. Общение с Антониной напомнило ей тот период жизни, который начался сразу после развода с Владом…

Беременность тогда оказалась для нее полной неожиданностью. И, что греха таить, сначала Алена твердо решила сделать аборт. Но от этого шага ее отговорила Кира Ильинична, старушка, за которой Алена тогда ухаживала. Она недавно перенесла инсульт и потихоньку восстанавливалась после него, была еще очень слаба, но боролась и не собиралась сдаваться. На другой же день после больницы начала вставать, ходить, сначала осторожно, держась за мебель, а потом все более уверенно.

— Что вы делаете, разве можно? — испугалась, увидев это, Алена. — Лежите! Скажите мне, что нужно, я вам все принесу.

— Не только можно, но и нужно, деточка, — слабо улыбнувшись, ответила старушка. — В моей ситуации только так и надо. Если позволишь себе расслабиться, то все. Считай, что села в трамвай и едешь до конечной остановки под названием «Кладбище». А я еще хочу поездить по другим маршрутам. Не накаталась пока.

Та работа у Киры Ильиничны стала для Алены подарком судьбы. Оба ее родителя выросли в детдоме, и слово «бабушка» было знакомо ей только по книгам, кино и чужим семьям. А тут в ее жизни неожиданно появился добрый и мудрый старый человек, который пусть и нуждался в ее заботе, но и вознаграждал за нее сполна — душевным отношением, вниманием, долгими разговорами, которые согревали теплом и открывали Алене такие стороны мира, такие его богатства, о существовании которых она раньше даже не подозревала. Интеллигентная, начитанная, коренная петербурженка, Кира Ильинична рассказывала о своем довоенном детстве, трудном, небогатом, но счастливом, потому что в ее жизни были любящие родители, книги, театры, Эрмитаж и Летний сад. Рассказывала об аресте отца-архитектора, которого репрессировали лишь за дружбу с неугодными власти людьми, об ужасах блокады, которую горожане сумели пережить лишь потому, что оставались людьми, что помогали друг другу и, несмотря ни на что, ждали, верили и надеялись. Раньше Алена не интересовалась такими вещами, все это проходило мимо, казалось далеким и потому чуждым, — но теперь она жадно впитывала, как губка, рассказы о судьбе, в которой отразилась вся история страны, как в капле воды отражается небо. Когда Кира Ильинична немного окрепла, Алена стала ходить с ней сначала на прогулки, по улицам, а потом и по музеям, и «новообретенная бабушка» учила девушку понимать искусство, видеть красоту во всем, мимо чего Алена раньше просто пробегала, не обращая внимания и не замечая деталей.

Но это было уже позже. А придя от врача, сообщившего о беременности, Алена не выдержала и расплакалась. Кира Ильинична, тогда еще лежачая, усадила девушку рядом с собой на кровать, обняла, стала расспрашивать, и Алена рассказала ей в тот вечер всю свою незатейливую историю.

— И что ж ты думаешь делать? — ласково спросила старушка.

— Видимо, придется избавиться от ребенка, — всхлипнула Алена. — Я не хочу, но… Но как я буду растить его одна?

— А как всегда женщины растили детей? — пожала плечами Кира Ильинична. — Как мама вырастила нас с сестрой? Сколько мужчин не вернулось с войны… Женщины оставались не с одним, а с двумя, тремя, а кто и с двенадцатью детьми. И ничего — растили.

— Да, конечно… Но я не уверена, что смогу дать ребенку все, что ему нужно…

— Ты можешь дать ему самое главное — жизнь. И любовь. А все остальное уже приложится, — отвечала Кира Ильинична. — Да, сделать аборт нетрудно. Но как бы не пожалеть потом…

И рассказала свою историю. Человек, которого она всю жизнь любила, женился на другой, и Кира с горя тоже вышла замуж за своего давнего поклонника. Муж души в ней не чаял, он был хорошим человеком, и она надеялась, что со временем начнет испытывать к нему нечто большее, чем просто симпатию и дружескую привязанность. Когда Кира узнала о своей беременности, то была на седьмом небе от счастья. И вдруг, как гром среди ясного неба, заключение врачей — плод неестественно большой. Ни о каком ультразвуке и подобных методах тогда и не слышали, диагностику делали только что не «на глазок». «Водянка, — заключила врач. — Нужно прерывать беременность». Кира пришла в отчаяние, откладывала решение до последнего, но муж стал настаивать на аборте. «Дети у нас с тобой еще будут, — уверял он. — А если я потеряю тебя, то не переживу». И Кира, наконец, согласилась на операцию… лишь после которой стало известно о врачебной ошибке. Оказалось, что никакой водянки не было и в помине — просто Кира ждала близнецов…

— С тех пор я уже больше не могла стать матерью, — закончила она свой печальный рассказ. — Как ни старалась. Видимо, Господь наказал… И знаешь что, детка… Всю жизнь потом, глядя на мужа, нет-нет да припоминала, как он тогда повел себя, и думала: «А вот не послушалась бы его тогда…»

После этих слов Алена снова расплакалась. Но это были уже совсем другие слезы — она приняла решение.

Это случилось в апреле — а в январе появился на свет Никита. Ее сыночек, ее радость, ее смысл жизни. Тот, ради которого Алена работала по шестнадцать часов в сутки. И тот, кому она собиралась сейчас хорошенько надрать уши за то, что он забыл зарядить телефон и заставил ее волноваться.

Квартира встретила Алену темнотой и непривычной тишиной. Обычно по вечерам в комнате Ника всегда гремела музыка или раздавался грохот видеоигры — но сейчас из-за закрытой двери не доносилось ни звука. Первое, что бросилось Алене в глаза, когда она включила свет в прихожей, был пустой крючок на вешалке, где обычно весела куртка сына. Синие пластиковые тапки, в которых Ник ходил дома, стояли в углу так, как Алена поставила их, уходя из дома. Зимних ботинок сына не наблюдалось.