Честно говоря, сенаторов смутил и пестрый состав участников культовых церемоний. Во время их проведения рабы, иностранцы и обездоленные находятся плечом к плечу с благородными дамами и аристократами, что делает святилища Исиды идеальными очагами для разжигания мятежей.

В результате в 50-м году до н. э. частные святилища Исиды были запрещены и консул лично привел целую свору жрецов и рабочих, чтобы осквернить подобный храм. Рабочие внезапно забастовали, заявив, что это храм Великой богини и разрушение святилища может навлечь ее гнев. После этого консул – некий Эмилий Павел – скинул с плеч тогу, схватил топор и сам принялся рубить храмовую дверь. Враждебное отношение к Исиде достигло пика во времена Августа, когда все храмы Исиды были насильственно удалены с территории померия за священные пределы древнего Рима (именно поэтому святилище, в котором служит жрица, находится недалеко от острова Тиберина, прямо за этой границей). Однако последней кампанией Августа в ходе гражданских войн стала кампания против Марка Антония и его союзницы – царицы Египта Клеопатры. В своем обращении Клеопатра называла себя новым воплощением Исиды. Как богиня отнеслась к этой идее, легко можно понять, если знать, что случилось с Клеопатрой и Марком Антонием после этого. Богине не нравятся те, кто пользуется ее именем в суетных целях.

Император Тиберий вообще снес святилища, а посвященные богине статуи велел сбросить в реку. Зато и Калигула, и Нерон (императоры, которые были не прочь хорошо провести время) почитали Исиду. Особенно почитал ее император Домициан, которому пришлось бежать из Рима в безопасное место под видом поклонника Исиды, когда его отец Веспасиан объявил войну тогдашним правителям Вечного Города.

С учетом императорской поддержки шанс любых просителей добиться у властей сокращения масштаба празднований ничтожно мал. Нынешний император Адриан увлекается Египтом и египетской культурой, как и его предшественник Траян. В наши дни в том, чтобы поклоняться Исиде, нет ничего скандального. Даже если два раза в год поклонники этой богини могут слегка распоясаться, их культ все равно солиднее, чем торжества в честь богини цветов и весны Флоры, которые власти разрешают проводить в конце апреля. Во время проведения Флоралий позволялись любые вольности, часто все действие завершалось обычными оргиями.

Прорепетировав свои доводы, жрица собирается перейти дорогу, разделяющую ее дом и святилище. Из-за стен храма – в отличие от государственных римских храмов, святилища Исиды не выходят на улицы – доносится блеяние козленка, который сегодня выступит в роли жертвы.

Жрица довольна тем, что выбрано животное с рыжей шерстью и поэтому отвратительно богам. Римляне верят, что боги предпочитают, когда в жертву приносят животных, которые наиболее им угодны, – например, Янус предпочитает баранов, а Марс, бог войны, каждый год в октябре требует коня. Но служители культа Исиды, основанного на здравом смысле, замечают недостатки таких рассуждений. Если вы приносите в жертву животное, угодное богам, вы ведь просто убиваете его. Воистину, боги предпочли бы видеть убитыми тех существ, которые им не нравятся и которые, по их мнению, должны исчезнуть с лица земли. (Существует сложная теологическая причина, доказывающая, что египетские боги не любят рыжих животных, но нам нет необходимости на ней останавливаться.)

Раньше жрица бросала голову принесенного в жертву животного в Тибр. Заметив это не один раз, живущий по соседству мясник из Азии сделал ей хорошее предложение насчет голов несчастных животных. Спросив совета в храме, жрица обнаружила, что такой более выгодный способ избавиться от останков не противоречит учению, поэтому завтра утром она рассчитывает недолго поторговаться с ним на этот счет.

Сегодня же, прежде чем начать обряд жертвоприношения, ей предстоит разобраться со вполне земным делом – выяснить, что именно приготовил для нее повар вместо запретного осетра. Угрюмым тоном повар признает, что он решил обезопасить всех и полностью отказаться от использования мяса. Он сообщает жрице, что у нее будет простой, но элегантный ужин из ячменных пирожков с луком и орехами. Жрица безучастно смотрит на повара:

– Лук? Мне нельзя есть лук!

Каждый раз, когда ее муж отправляется в путь, жена Миирия, торговца пряностями, целует его в щеку и говорит ему: «Возвращайся целым и невредимым». Она говорит это и тогда, когда он собирается в двухлетнее путешествие в Александрию или в родную Сирию, и когда он покидает дом на несколько часов, чтобы поужинать.

– Ужин у Марка Манида – не такое уж безопасное дело, – замечает Миирий с легкой дрожью в голосе. Когда прибыл гонец, чтобы сообщить, что ужин откладывается, Миирий на мгновение задумался, не потому ли это, что хозяйка дома, Лициния, съела повара сырым и без соли.

Но иметь дело с незабываемой Лицинией отнюдь не так опасно, как с самим Марком Манидом. Торговец пряностями, к несчастью, успел убедиться, что тот, несмотря на превосходные манеры, такой же коварный делец, как и многие из тех, кому удавалось лишить беспечного купца значительной части дохода. Он выглядит таким скромным, что его легко уговорить сдать склад за цену, которая на десять процентов выше рыночной, и зафиксировать эти условия на бумаге, подписав контракт…

Миирий вспоминает, как по дороге домой он испытывал удовлетворение и легкое чувство вины оттого, что воспользовался природной мягкостью Манида. Той же ночью он проснулся, вдруг осознав, что именно он подписал.