— Это разумное решение, — снисходительно сказал он. — К тому же нужно позволить ей остаться в доме, хотя теперь он принадлежит тебе.

— Конечно, я и не собираюсь поступать иначе.

Дмитрий протянул руки, и я бросилась к нему, уткнувшись лицом в складки плаща. Я почувствовала, как он прижимается губами к моим волосам, и с наслаждением вдохнула знакомый запах. Все у нас будет хорошо, твердила я себе. То, что было, забудется, и он снова будет любить меня.

Но от Дмитрия по-прежнему исходил холод. От этого ощущения невозможно было избавиться, нас как будто разделяла стена.

На следующей неделе я отправилась за покупками на улицу Нанкин. После нескольких ненастных дней погода словно решила дать шанхайцам небольшую передышку, и улицы были заполнены людьми, вышедшими порадоваться робким лучам полуденного солнца. Коммерсанты и служащие банков покидали свои кабинеты, чтобы пообедать, женщины с пакетами, полными продуктов, весело приветствовали друг друга, и всюду, куда ни посмотри, сновали уличные торговцы. Запах щедро приправленного специями мяса и жареных орехов сделал свое дело: мне захотелось есть. Я подошла к витрине одного из итальянских ресторанчиков и стала читать меню, размышляя над тем, что бы выбрать: «zuppa di cozze» или «spaghetti marinara», как вдруг раздался такой истошный крик, что у меня от страха едва не остановилось сердце. Люди кинулись в разные стороны, у всех на лицах застыл ужас. Толпа чудом не увлекла меня за собой, потому что с обеих сторон улицу перегородили армейские грузовики и я была прижата к витрине. Какой-то плотный мужчина навалился на меня, чуть не переломав мне ребра, но я все же выскользнула, влившись в беспорядочную толпу горожан. Все толкались, пытаясь отойти подальше от того места, где появились солдаты.

Меня вынесло на самый край людского потока, и я оказалась лицом к лицу с группой солдат в форме Национально-освободительной армии. Солдаты наставили винтовки на кучку молодых китайцев, стоявших на коленях у обочины дороги. Их руки были сложены за головами. Судя по выражению лиц, студенты скорее были сбиты с толку, чем напуганы. Одна из девушек бросила взгляд на толпу, и я заметила, что ее свалившиеся с носа очки застряли на воротнике куртки. На одном из стекол была трещина, как будто их сбили с лица. Чуть поодаль два офицера громко о чем-то спорили. Вдруг один из них подошел к первому в шеренге парню, встал у него за спиной, вытащил из кобуры пистолет и выстрелил ему в голову. Голова дернулась, и из раны фонтаном брызнула кровь. Тело повалилось на землю, вокруг стала растекаться лужа крови. Меня парализовало от ужаса, но люди в толпе негодующе закричали.

Офицер двинулся вдоль шеренги, поочередно убивая студентов. Его движения были так же спокойны, как у садовника, срезающего увядшие цветы. Молодые люди падали один за другим с искаженными от боли лицами. Когда капитан добрался до близорукой девушки, я, не отдавая себе отчета, бросилась вперед, как будто могла защитить ее. Офицер посмотрел в мою сторону полными ненависти глазами. Какая-то англичанка схватила меня за руку и, затащив снова в толпу, прижала мою голову к своему плечу.

— Не смотри! — сказала она.

Грянул пистолетный выстрел, и я вывернулась из ее рук. Девушка не умерла сразу, как другие. Выстрел прошел вскользь, снеся полголовы. Возле уха несчастной свисал окровавленный лоскут кожи. Она повалилась на мостовую. Подошли солдаты и принялись пинать ее ногами и прикладами винтовок. Она прошептала: «Мама, мама», — и замерла. Я смотрела на ее неестественно лежавшее тело, открытую рану на голове и думала о том, что где-то сейчас мать дожидается свою дочь, не зная, что та уже никогда не вернется.

Полицейский-сикх пробрался сквозь толпу. Показывая на тела, лежащие на дороге, он крикнул солдатам:

— Вы не имеете права здесь находиться! Это не ваша территория!

Солдаты, не обращая на него внимания, стали запрыгивать в грузовики. Офицер, который расстреливал студентов, повернулся к толпе и сказал:

— Сочувствующие коммунистам умрут вместе с коммунистами. Предупреждаю: то, что я сделал с ними, они сделают с вами, если вы пустите их в Шанхай.

Не разбирая дороги, я бросилась по улице Нанкин. В ушах звучали предсмертные голоса студентов, перед глазами мелькали искаженные от ужаса лица горожан. Я врезалась в прохожих и тележки с товарами, отчего руки и бедра покрывались синяками, но я ничего не замечала. В ту минуту я думала о китайце по имени Тан, вспоминала его кривую улыбку, искалеченные руки, жажду мести. На ясных лицах тех молодых людей не было уродливой печати ненависти.

Я опомнилась, когда увидела, что оказалась у клуба «Москва— Шанхай». Я бросилась вверх по лестнице. Дмитрий и Амелия были в офисе; они сверяли записи в бухгалтерских книгах со своим новым адвокатом, американцем по фамилии Бриджес. Все трое курили и были сосредоточены на работе. Хотя у нас с Дмитрием снова были хорошие отношения, да и Амелия заметно смягчилась, когда поняла, что я не собираюсь выставлять ее из дому, только отчаяние позволило мне прервать их работу.

— Что случилось? — спросил Дмитрий, поднимаясь из-за стола. В его глазах было явное беспокойство, и я подумала, что, наверное, мой вид ужасен.

Он усадил меня в кресло, убрал со лба сбившиеся волосы. Тронутая чуткостью мужа, я выпалила все, что видела, время от времени делая паузу, чтобы проглотить душившие меня слезы. Все внимательно слушали меня и, когда я закончила, долго молчали. Амелия барабанила длинными красными ногтями по столешнице, а Дмитрий подошел к окну и распахнул его, впустив в комнату свежий воздух.

— Недоброе время, — задумчиво произнес Бриджес, почесывая бакенбарды.

— Я помню, как Сергей сказал: «Мы пережили войну, переживем и это». Я согласен с ним, — помедлив, вымолвил Дмитрий.

— Единственные мудрые слова, — зло обронила Амелия, доставая из пачки новую сигарету и закуривая.

— А как же слухи? — спросил Бриджес. — Мы их слышим все чаще и чаще. То хлеба не хватает, то риса.

— Какие слухи? — поинтересовалась я.

Бриджес посмотрел на меня. Волосатый кулак одной руки опустился на раскрытую ладонь другой.

— Говорят, что коммунисты перегруппировали армию и приближаются к Янцзы, что во всей стране генералы Национально-освободительной армии бегут к коммунистам и что они хотят захватить Шанхай.

Я почувствовала, как к горлу подкатился комок и по всему телу, от ног до кончиков пальцев на руках, прошла дрожь. Мне показалось, что сейчас мне станет дурно.

— Зачем вы пугаете Аню? — Голос Дмитрия звучал раздраженно. — Разве нужно рассказывать ей об этом после того, что она пережила несколько минут назад?

— Все это ерунда, — заявила Амелия. — Сейчас дела в клубе идут хорошо как никогда. У нас полно англичан, французов и итальянцев. Переживают только трусливые американцы. Ну и что, если придут коммунисты? Им нужны китайцы, а не мы.