Это вызывает вопрос о том, что придает поступку моральную ценность. Ответ на этот вопрос уводит нас от выдвинутой Кантом особенно строгой концепции свобод и приводит к обоснованной им же и столь же требовательной концепции морали.

По Канту, моральная ценность поступка заключается не в возможных его последствиях, а в намерениях, в силу которых совершен поступок. Важен мотив, причем мотив должен быть определенного рода. Правильный поступок надо совершать потому, что он правилен, а не в силу какого-то скрытого мотива или ради какой-то цели, и только эта мотивация имеет моральное значение.

«Добрая воля добра не благодаря тому, что она приводит в действие или исполняет», — писал Кант. Добрая воля добра сама по себе, независимо от того, возобладает она или нет. «Если бы даже… эта воля была совершенно не в состоянии достигнуть своей цели: если б при всех своих стараниях она ничего бы не добилась и осталась одна только добрая воля… — то все же она сверкала бы подобно драгоценному камню сама по себе как нечто такое, что имеет в самом себе полную ценность»[159].

Для того чтобы действие было добрым, «недостаточно, чтобы оно было сообразно с нравственностью; оно должно совершаться также и ради нее»[160]. И мотив, придающий моральную ценность поступку, — это мотив долга, под которым Кант разумеет совершение правильного деяния в соответствии с правильным размышлением[161].

Говоря, что только мотив долга придает поступку моральную ценность, Кант не рассказывает об обязанностях, которые мы несем. А еще он не говорит нам о том, каков высший принцип морали. Он просто замечает, что, когда мы оцениваем моральное достоинство или ценность поступка, мы оцениваем мотив долга, в силу которого совершен поступок, а не последствия этого поступка.

Если мы действуем в силу мотива, отличающегося от долга (скажем, из эгоистических соображений), наши действия не содержат моральной ценности. Действительно, утверждает Кант, наши действия утрачивают моральную ценность не только в том случае, когда мы совершаем их из эгоистических побуждений, но и всякий раз, когда мы пытаемся удовлетворить наши желания, предпочтения и инстинктивные побуждения. Кант противопоставляет подобные мотивы (он называет их «мотивами склонностей») мотиву долга и настаивает, что только поступки, совершенные по мотиву долга, обладают моральной ценностью.

Расчетливый лавочник и Бюро «Лучший Бизнес»

Кант предлагает несколько примеров, выявляющих разницу между долгом и склонностями. Первый пример — пример расчетливого лавочника. Неопытный покупатель (скажем, ребенок) заходит в бакалейную лавочку купить булку. Лавочник может взять с него лишние деньги, то есть взять больше обычной цены булки, и ребенок не поймет, что его обсчитали. Но лавочник понимает, что, если другие люди узнают, что он воспользовался неопытностью ребенка, о его непорядочности пойдут слухи, и это нанесет вред его бизнесу. Поэтому он решает не обсчитывать ребенка и взимает с него правильную цену. Итак, лавочник совершает правильный поступок, но совершает его по неправильной причине. Единственная причина, по которой он правильно рассчитывается с ребенком, — стремление оградить свою репутацию. Лавочник действует честно только из эгоистических соображений, поэтому у его поступка нет моральной ценности[162].

Современную параллель действия кантовского благоразумного лавочника можно найти в кампании по набору добровольцев в нью-йоркское Бюро «Лучший Бизнес». Стремясь завербовать новых членов, эта организация иногда публикует в газете New York Times объявление на целую страницу под заголовком «Честность — лучшая политика. Она же самая выгодная». Текст рекламного объявления не оставляет сомнений в том, к каким мотивам апеллирует рекламодатель:

Кант не стал бы осуждать Бюро «Лучший Бизнес»; поощрение честного бизнеса достойно одобрения. Но есть важное моральное различие между поощрением честности ради нее самой и поощрением честности ради получения прибыли. Первая позиция — принципиальная, вторая — благоразумная. Кант утверждает, что только принципиальная позиция соответствует мотиву долга, единственному мотиву, который придает поступку моральную ценность.

Рассмотрим следующий пример. Несколько лет назад университет штата Мэриленд попытался справиться с проблемой распространенного мошенничества, попросив студентов подписать обязательство не мошенничать. В качестве материального стимула студентам, подписавшим обязательство, предложили дисконтную карту, позволявшую сэкономить от 10 до 25 % на покупках в местных магазинах[163]. Никто не знает, сколько студентов пообещали не мошенничать ради получения скидки в местных ресторанчиках и магазинчиках. Но большинство из нас согласится с тем, что в купленной честности нет моральной ценности. (Может быть, скидки сократили количество мошенничеств, а может быть, и нет. Остается, однако, этический вопрос: имеет ли честность, мотивированная желанием получить скидки или денежное вознаграждение, моральную ценность? Кант сказал бы, что не имеет.)

Приведенные примеры проявляют правдоподобие утверждения Канта о том, что только мотив долга, то есть совершение поступков потому, что они правильны, а не потому, что они полезны или удобны, придает поступкам моральную ценность. Но следующие два примера демонстрируют сложность выдвигаемого Кантом тезиса.

Оставаться в живых

Первый пример с долгом сохранять свою жизнь в том смысле, в каком понимает слово «долг» Кант. Поскольку у большинства людей есть сильная предрасположенность к сохранению жизни, этот долг редко вступает в игру. Так что большинство мер предосторожности, которые мы принимаем для сохранения нашей жизни, лишено морального содержания. Если мы пристегиваемся ремнями безопасности или контролируем уровень холестерина, то это акты благоразумия, но не нравственные поступки.

Кант признаёт, что часто трудно понять, какими мотивами руководствуются люди. И он признаёт, что мотивы долга и предрасположенности (или склонности) могут присутствовать одновременно. Кант утверждает только то, что мотив долга, то есть совершение поступков потому, что эти поступки правильны, а не потому, что они полезны, приятны или удобны, придает поступкам моральную ценность. Свое утверждение он иллюстрирует примером отношения человека к собственной жизни и смерти.