его дыхания и тепло его тела. Ориентируясь на оба этих сигнала – обе системы наведения работали синхронно, – машина повернула в сторону цели.

У двери стенного шкафа она замерла, пощелкала, а затем испустила электрический импульс, соответствующий альфа-волне человеческого мозга – говоря точнее, одного конкретного человеческого мозга.

Находящийся в стенном шкафу записывающий инструмент-энцефалограф уловил импульс и сохранил его в виде постоянной записи, переслав в закрытый сейф глубоко внутри стены, добраться до которого было возможно лишь с помощью соответствующего ключа или длительного сверления. Машина, однако же, совершенно об этом не знала, да если бы и знала, то ей бы это было безразлично; она не вдавалась в подобные детали, не они были ее главной задачей.

Она катилась дальше.

Проезжая мимо открытой двери в спальню, она остановилась, откинулась чуть назад на своих задних колесах и выпустила псевдоподию, которая ловко – но все же ценой нескольких секунд – вложила одиночную нить искусственной одежной ткани в латунные гнезда для замка в дверной раме. Успешно выполнив и это задание, она вновь покатилась дальше, лишь единожды остановившись, чтобы вытряхнуть из себя три волоска и кусочек сухой кожи головы; более ничто не мешало ее двойному влечению, тропизму, к спящему в своей постели человеку.

У края кровати машина полностью остановилась. С быстрой серии срабатываний реле началась самая сложная часть ее программы. Корпус машины радикально изменил свою форму, по мере того как медленный и педантично контролируемый нагрев размягчил пластик; машина приобрела более тонкий и вытянутый вид, а когда преображение закончилось, снова откинулась на свои задние колеса. Это выглядело бы комично, если бы кто-то мог наблюдать; машина теперь качалась, словно змея, еле-еле удерживая равновесие, она чуть не завалилась сперва в одну сторону, потом в другую, потому что в своей новой удлиненной форме ей уже не хватало ширины опоры. Однако она была слишком занята, чтобы отвлекаться на проблемы боковой качки; главная цепь, что контролировала ее, «часы», как техники времен войны, построившие ее, называли эту сборку, пыталась достичь чего-то более важного, чем сохранение вертикального равновесия.

Завершив свои мобильные, подвижные фазы, основанные на спаренном наведении на тепло тела и ритм дыхания, машина пыталась теперь точно определить, где именно бьется сердце спящего в постели человека.

В течение считаных минут ей это удалось; она сфокусировала воспринимающую систему на бьющемся сердце: ее сенсоры стали чем-то вроде стетоскопов, и данные от них поступили глубоко в ее недра, и тогда незамедлительно началась следующая фаза. Когда бьющееся сердце было найдено, машина не могла колебаться; она должна была действовать сейчас – или никогда.

Из щели под своей верхней крышкой она выпустила самодвижущийся дротик с цианидом в наконечнике. Двигаясь исключительно медленно, чтобы поправки в траекторию можно было внести даже в последние доли секунды, дротик спустился с верхушки вставшей на дыбы машины, чуть изменил курс согласно ее сигналам, требующим от него небольшой корректировки, и его игольчатый нос пронзил грудь спящего человека.

Дротик тут же выплюнул груз яда.

И человек, не просыпаясь, умер.

А на его горле чрезвычайно сложный, но и крайне тонкий поясок, не толще золотой проволоки, однако содержащий множество работающих электронных микрокомпонентов, испустил серию радиосигналов, что были без потери времени приняты более крупными устройствами, смонтированными под кроватью. Эти устройства, запущенные в действие тончайшим ошейничком, который мгновенно отреагировал на остановку сердца и кровотока, тут же выслали свои собственные сигналы.

Раздался сигнал тревоги; в комнате стало шумно. В других частях виллы лиди скачком переходили в бодрствующий режим и мчались полным ходом в верхнюю спальню. Еще один сигнал повлек за собой автоматический кодированный вызов всех лиди, что базировались на территории вокруг здания; они, также прервав свою неподвижность, рванулись к зданию и выстроились в ряд под окном спальни.

Датчик смерти человека пробудил полсотни лиди разных типов, составлявших его свиту, и каждый из них, ведомый спешными импульсами устройств под кроватью, словно призываемый самой смертью, двинулся к месту убийства.

Машина же, выпустившая свой дротик, зафиксировала остановку сердцебиения; она вновь изменила свой облик, осела, опять стала квадратной. И начала откатываться от кровати – ее задание было выполнено.

И тут миниатюрные, подобные ресничкам антенны на ее передней поверхности уловили радиосигналы, испускаемые большим устройством, смонтированным под кроватью. И машина поняла, что ей не уйти.

Снаружи здания, из-под окна с прожженной, зияющей входной дырой на месте стекла, лиди типа шесть выкрикнул на полной громкости: «Сэр, мы знаем, что вы внутри. Не пытайтесь бежать. Сотрудник полицейского агентства уже в пути; пожалуйста, оставайтесь на месте до его прибытия».

Машина откатилась на своих колесиках от кровати с мертвым человеком; она засекла лиди за дверью спальни, и в холле, и под окном, выстроенные точно и продуманно, лиди были везде; она вернулась в соседнюю со спальней комнату, из которой начала свой путь по дому. Там она сделала паузу, словно бы о чем-то вспомнила, и выпустила одну каплю крови, что упала на ковер, а затем закружилась, метнулась сперва в одну сторону, потом в другую, пока наконец все переключатели по команде управляющей схемы, «часов», не закрылись, ибо обреченность ситуации стала схеме очевидна; все выходы были блокированы и двинуться было некуда. Следовательно, пришло время для последней – запасной – фазы ее плана, рассчитанной именно на такой случай.

И еще раз пластиковый корпус, содержащий в себе компоненты машины, побледнел, потек, поменял форму. На этот раз – на привычный вид переносного телевизора, с ручкой, экраном и V-образной антенной.

И в этой форме машина застыла в неподвижности; все части ее электронной структуры окончательно прекратили свою активность.

Не осталось ничего; это был конец. Нервное колебание между двумя противоречащими импульсами – к бегству и к маскировке – разрешилось в пользу последнего; в темноте комнаты машина ничем не отличалась от заурядного переносного телевизора, как и планировали ее военные разработчики для подобных условий: когда в результате неожиданно быстрого защитного ответа обороняющихся машина, хоть и выполнившая свою задачу убийства, не могла – как планировалось исходно – бежать.

Так она и стояла там в темноте, пока под пробитым окном старший из лиди, тип шесть, все выкрикивал, вновь и вновь, свое обращение, а в холле, под дверью спальни убитого, целая фаланга лиди держала бдительную оборону, готовая воспретить выход любого человека или механизма, который мог бы попытаться покинуть место убийства.

Так она там и оставалась до тех пор, пока час спустя Уэбстер Фут, в своей официальной должности, не был пропущен фалангой лиди,