— Я подумал, что умер, — произнес он слабым голосом. — Ночью. Я подумал, что умер.

Куинн положила руку ему на лоб и убедилась в том, что уже поняла по его виду. Он весь горел и обливался потом, кожа стала белой как мел. Все еще не в силах поверить, что уснула, Куинн протерла глаза, а затем дала Джино глотнуть воды.

— Не нужно было тратить ее на меня.

— Просто пей, и все.

— У меня лихорадка, правда?

Куинн осмотрела поврежденную ногу. Из раны сочилась кровь и гной.

— Все будет хорошо, — солгала она. — Просто отдыхай.

— Можешь поднять меня?

— Джино, ты слишком слаб и у тебя серьезный перелом. Ты не сможешь стоять.

Заметно разочаровавшись и погрустнев, он кивнул:

— Поможешь мне хотя бы сесть?

— Тебе нужно просто…

— Я не хочу умереть лежа, Куинн. Не хочу так.

— Ты не умрешь.

— Помоги мне.

— Будет больно.

— Уже больно.

Взяв Джино под мышки, Куинн приподняла его и перетащила к старому картотечному шкафу, который стоял примерно в футе от них. Джино вскрикнул, застонал, затем затих, она осторожно посадила его, прислонив спиной к шкафу.

Сидя на корточках, Куинн окинула взглядом помещение, залитое тусклым утренним светом, и поняла, что здесь только они с Джино.

— Где Херм? Где Харпер?

Голова Джино упала на грудь. Он снова потерял сознание.

С топором в руке Куинн вернулась к двери и, выглянув, посмотрела на аванпост и окружающие джунгли. Ничего. И никого.

С бешено колотящимся сердцем она спустилась с крыльца. Сонливость наконец исчезла. Прогнав от себя воспоминания о кошмаре, Куинн сосредоточилась на поисках Херма и Харпер. Осторожно двинулась в обход здания, стараясь быть начеку, чтобы не дать застать себя врасплох. Но там никого не было. Она была одна.

Добежав до лагуны, Куинн осмотрелась. Тоже никого, ни Херма, ни Харпер.

— Где они, черт возьми? — пробормотала она.

Ей ответила подозрительная тишина.

Над землей полз туман, застилал глаза и остров представал и ощущался нереальным, призрачным. Будто по-прежнему застряв в своем кошмаре, Куинн крадучись двинулась сквозь туман, пытаясь отыскать хоть какие-то следы Херма и Харпер.

Странный шум заставил ее замереть на месте. Она прислушалась. Шум повторился. Странный приглушенный звук — не то стонут, не то рычат. Стонал определенно человек, и, скорее всего, мужчина, хотя она уже не могла быть ни в чем уверена.

Пройдя сквозь завесу тумана к ряду пальм в конце пляжа, она замешкалась и снова услышала звук. Она была всего ярдах в тридцати от само́й лагуны. И как бывало каждым утром и ранним вечером, вернулись акулы. Их плавники то и дело рассекали поверхность моря, пока те медленно кружили под водой.

Звук стал громче и агрессивнее, а затем затих.

На этот раз он показался смутно знакомым, хотя нет… не может быть…

Гонимый ветром туман слегка рассеялся, и Куинн увидела мачете, вонзенное в ствол ближайшей пальмы. Его оставили там намеренно.

У дерева лежали два тела.

Херм. А под ним Харпер. Ее смятое бикини валялось в стороне. Куинн увидела сквозь туман ходящую вверх-вниз бледную прыщавую задницу Херма, наяривавшего между раздвинутых ног Харпер. Он трахал ее все жестче и жестче, а его стоны становились все громче и настойчивее.

Стараясь пересилить неверие и тошноту, Куинн приблизилась. Сжала топор с такой яростью, что руки заныли.

— Прекрати, — услышала она собственный голос. — Херм. Прекрати!

Задыхаясь, он сделал еще один толчок, закашлялся и остался лежать на Харпер.

— Слезь с нее. Немедленно.

Херм откатился в сторону. Все еще задыхаясь, он поднялся на ноги и натянул на себя потрепанные джинсы. Какое-то время покачивался, затем восстановил равновесие и вытер слюну с уголка рта. Харпер осталась лежать на песке. Голая, с широко раздвинутыми ногами, с мокрым от спермы животом, она ничего не чувствовала, невидящими глазами таращилась в небо.

— Гребаный сукин сын.

— Иди на хрен, Куинн. — Он посмотрел на Харпер. — Ей вон вообще по барабану.

— А тебе?

— Мне тоже. — Он шагнул к ней. — Мне тоже по барабану.

— Отвали от нее.

— Я хотел трахнуть эту тупую сучку и трахнул. Почему нет? В любом случае уже не важно. Она даже не понимает, где находится. К тому же все мы в любую минуту можем умереть. Скорее всего, так и будет.

— Просто… отвали.

— Я еще не закончил.

— Нет. Закончил.

Херм усмехнулся и покачал головой.

— Знаешь, я сперва все думал, что нас найдут. Рано или поздно должны найти, верно? В наше-то время? Но знаешь что, Куинн? Чем больше я думал об этом и чем хуже все становилось, тем лучше осознавал, что наши шансы покинуть этот остров близки к нулю. А потом я понял, что, может, это не так уж и плохо. Все дело в том, что мы делаем, как воспринимаем это. Понимаешь, о чем я? Черт, и чего мне не хватает? Куда я так сильно хочу вернуться? В свою пустую квартиру? К своей скучной работе и всем тем сопливым маленьким засранцам, которые смеются надо мной, когда я отворачиваюсь — а иногда даже мне в лицо? В мир, где я — никто, гребаное посмешище, и где всем плевать, жив я или мертв? В мир, где женщины не обращают на меня внимания? В мир, где я абсолютно бессилен? Туда я так жаждал вернуться?

— Просто отвали от нее, хорошо?

— Не. Это вряд ли.

— Ты мне противен.

— Как бы то ни было, думаю, здесь случится одно из двух. Либо та тварь прикончит нас одного за другим, как уже прикончила остальных. А значит, мы все равно умрем, тогда какая на хрен разница? Либо мы найдем способ остановить ее и убить прежде, чем она убьет нас. И тогда остров — наш. Точнее, мой. Джино кранты, мы оба знаем это. Ночью, когда ты решила вздремнуть, я не спал и наблюдал за ним. Ага. Дни этого всезнающего крутого парня сочтены. У него жар, а значит, он подцепил инфекцию, а значит, она, скорее всего, прикончит его. А эта, — он усмехнулся, жестом указывая на Харпер. — Она же гребаный овощ. Овощ с классными сиськами, горячей попкой и сладкой «киской» — тут никаких вопросов. И все же она гребаный овощ. Она даже не ест и не пьет, пока не заставишь. Эта тупая дырка подохнет через считаные дни, поэтому почему бы ей не попользоваться? Дома она смеялась бы надо мной и смотрела бы на меня как на низшее существо. Поэтому хрен на нее. В прямом смысле слова. Так что, похоже, остаемся только ты и я, Куинн. А еще этот остров. И всё. На всю нашу оставшуюся жизнь.

— Ты сошел с ума.

— Да, возможно. Как и мы все. Не удивительно, если учесть, через что мы прошли, верно? Не совсем уверен, что это имеет какое-то значение. Неважно, сколько мне еще осталось, минуты, часы, дни, недели, месяцы или годы, я больше не буду посмешищем, слабаком, человеком, которого никто не воспринимает всерьез. Остров принадлежит мне. И эта идиотка тоже, неважно, сколько она продержится. Скоро и ты станешь моей, потому что, кроме нас, никого не останется. — Херм улыбнулся и поправил парик. — Так что возвращайся и поиграй в медсестру с Джино, а я пока закончу играть с этой шлюшкой. А потом мы решим, что делать дальше.