Все, на что я был способен – это изредка приподнимать отяжелевшие веки, чтобы в очередной раз окинуть плескающуюся вокруг темноту бессмысленным взглядом. После этого остатки сил покидали мое оцепеневшее тело, и сознание спешило отключиться, швырнув меня в когтистые лапы нескончаемого небытия.

Возвращая себе рассудок на крохотные доли мгновения, когда мне это наконец удавалось, я не имел ни малейшего понятия, сколько времени прошло с тех пор, когда я открывал глаза в последний раз. Ничего вокруг меня не менялось, и я неизменно натыкался зрачками на один и тот же мертвый пейзаж, заманчиво бликующий россыпью черничных переливов.

– Доброе утро, Лорен, – уставший мужской голос, показавшийся отдаленно знакомым, неожиданно вырвал меня из сонного оцепенения. – Я зашел попрощаться с вами. Завтра утром я ухожу на заслуженный покой, и к вашей команде приставят нового распорядителя.

– Сэр, – глухие нотки женского голоса сквозили искренним сожалением. – Нам всем будет вас очень не хватать. Работать с вами бок о бок целых двадцать лет было настоящей честью для меня.

– Да, – задумчиво протянул мужчина, и эхо подхватило его шумный вздох. – Жаль, что я так и не смогу узнать, чем же закончилась вся эта история. Полагаю, мне осталось не так уж много лет, Лорен.

– Не говорите так, сэр, – сочувственно воскликнула женщина, и мои барабанные перепонки заполонил оглушительный звон. – Никто не может знать наверняка, сколько времени ему отмеряно судьбой. Поверьте мне как опытному врачу и просто как хорошему другу.

– К сожалению, Лорен, не всех вокруг судьба столь щедро наградила бессмертием, – с грустью возразил мужской голос. – Надеюсь, Фрэнк Миллер распорядится своим даром правильно.

– Я не думаю, что ему позволят об этом узнать, сэр. В понедельник в директиву двести восемь были внесены существенные изменения. Теперь, когда пациент очнется, ему запрещается рассказывать правду и сообщать о том, кем он является на самом деле. К тому же, в его мозгу все еще остаются существенные повреждения, которые, вероятно, окажут негативное влияние на процесс восстановления долговременной памяти.

– Что ж… Я не считаю это верным решением. Однако я больше не могу влиять на подобные вещи, и потому мое мнение не имеет никакого веса в стенах этого мрачного здания… Прощайте, Лорен.

Я услыхал, как где-то вдалеке громко хлопнула дверь, а затем печальный женский голос едва слышно прошелестел:

– До свидания, сэр.

Увязнув в жестких тисках сгущающейся тьмы, я вновь провалился в мир, куда не могли проникнуть даже искры человеческого сознания. Поэтому безвольно парил в невесомости, отдав свое обнаженное парализованное тело на растерзание юрким черным щупальцам, безустанно снующим по моей коже.

И лишь когда вокруг прокатился звук незнакомого мне прежде мужского голоса, я ненадолго вынырнул из сковавших меня пут и смог, наконец, слегка пошевелиться, отчего длинные темные пальцы тут же испуганно метнулись прочь.

– Директива двести восемь накладывает на всех нас определенные обязательства, – произнесло настойчивое эхо. – И я хочу еще раз убедиться в том, что мы все готовы их безукоризненно соблюдать. Лорен, вы уже сообщили своей команде последние новости?

– Нет, сэр. Я еще не успела этого сделать.

– Отлично, тогда я возьму эту роль на себя, – прогудел неизвестный голос. – Итак, если верить результатам клинических исследований, самовосстановление мозга пациента практически завершено. По заверениям Лорен и доктора Эйджена, внеочередная экспертиза, проведенная этой ночью, указывает на то, что пациент способен очнуться в любую минуту.

– Именно так, – подтвердила женщина, слегка вздохнув. – Думаю, никто из нас никогда не верил в то, что это вообще возможно, однако этот момент все же настал. Тело Фрэнка Миллера начало реагировать на внешние раздражители.

– Спасибо, Лорен, – невежливо перебил мужчина. – В связи с этим я настоятельно рекомендую всем вам еще раз изучить текст директивы двести восемь, а также тщательно отрепетировать предписанный ею сценарий. У пациента не должно закрасться ни единой мысли о том, что с ним происходило на самом деле на протяжении трех последних десятилетий. Когда Фрэнк Миллер придет в себя и откроет глаза, он должен быть уверен в том, что просто-напросто вышел из затяжной комы, а вы все – обыкновенные врачи рядовой государственной клиники. Это всем ясно?

– Сэр, – робкий голосок молодой девушки забрезжил откуда-то слева. – Я понимаю, что не имею права возражать вам, но разве то, что мы делаем, не противоречит нормам морали и существующим законам страны? Какое право мы имеем утаивать информацию и лгать пациенту?

– Доктор Адамс, – раздраженно начал мужской голос. – Нормы морали и существующие законы распространяются исключительно на граждан этой страны и, собственно, живых людей из плоти и крови. Потому к пациенту двести восемь они не имеют никакого отношения. В политике нашего управления стоит единственная задача – использовать все, что только возможно, во благо государства.

– Да, но…

– В данном конкретном случае, доктор Адамс, – голос зазвучал резче. – Правительство благоразумно заключило, что привлечь на свою сторону опасное существо для продуктивного сотрудничества куда резоннее, чем выпустить его на свободу. Директива двести восемь была создана именно для того, чтобы избежать возможных неудобных ситуаций и внушить существу мысль о том, что оно ничем не отличается от нас. Как отмечала доктор Лорен, пока монстр не догадывается о том, что он монстр, он будет не так опасен.

Что-то толкнуло меня в спину, будто резко вынырнув из неведомых бескрайних пучин. Я дернулся и понял, что черная жижа больше не держит меня в своих удушающих объятиях.

Вскинув руки, я попытался перевернуться, однако в тот момент, когда мои ступни полностью погрузились в упругую густую жидкость, я тут же рухнул в нее с головой. Я падал и падал вниз, прорываясь сквозь бесконечные кольца черного морока, и мне казалось, что это никогда не закончится.

– Проснись, Фрэнк, – выпалил кто-то в самое ухо. – Фрэнк!

Я распахнул глаза и тут же увидел перед собой встревоженное лицо Рида.

В полутемном номере его привычные черты казались смазанными, будто нереальными. Словно я видел зыбкий призрак из иного мира, украдкой просочившийся в чужую мрачную вселенную.

– Ты так кричал во сне, что я чуть было не обделался, – он тяжело вдохнул и рухнул на свою постель, опустив обе ладони на грудную клетку. – Такими темпами недалеко и до инфаркта…

– Прости, – пробубнил я, усаживаясь в кровати и хватая дрожащими пальцами пачку сигарет со своего столика. – Мне снился кошмар.

– Я уже и сам об этом догадался, – Рид потер заспанные глаза. – Резали тебя там, что ли?

– Вроде того, – уклончиво ответил я, смяв окурок в пепельнице и поднимаясь с постели. – На часах семь утра, коронер пообещал предоставить развернутый отчет о вскрытии трупа Мэдисон Брайт к половине восьмого. Думаю, мы можем заехать к нему пораньше и подождать там.