Фото 3

В 1865 г. время экспозиции было сокращено до мига. В 1850 г. Гюстав Ле Гре фотографировал летние пейзажи за сорок секунд. В 1853 г. императорский фотограф Дисдери убирал и возвращал на место хлопчатобумажный планшет перед линзами так быстро, как волшебник взмахивает своей волшебной палочкой: «Если я досчитаю до двух, то снимок будет передержан». Он делал очень четкие фотографии детей, лошадей, уток и павлина, распустившего хвост, хотя по какой-то причине никогда не мог снять императора так, чтобы у того был сфокусированный взгляд. Двенадцать лет спустя на некоторых фотографиях Марвиля можно увидеть собак, идущих по своим делам, – они мгновенно «пришпилены» к мостовой, причем в фокусе находятся все четыре ноги (см. фото 4).

Фото 4

Улицы пусты, потому что утро раннее. Но даже в сердце Парижа, несмотря на тридцать две тысячи газовых фонарей, поставленных по распоряжению барона Османа, рабочий день по-прежнему регулируется восходом солнца. Лошади стоят на своих тенях, и час на снимке более поздний, чем кажется. «Деловой район» пока еще один – вокруг новой Оперы, где только банковские управляющие и куртизанки обосновались в новых дорогих апартаментах, финансируемых людьми, тесно связанными с зятем барона Османа. Все остальные приезжают из полных зелени кварталов на западе. Большинство парижан приходят на работу, повернув за угол, перейдя из одной комнаты квартиры в другую или спустившись с мезонина в магазин, расположенный внизу.

Секретари барона Османа могли моментально предоставить статистику: каждую минуту на самых больших и оживленных бульварах – Капуцинов, Итальянцев, Пуассоньер, Сен-Дени – в самые напряженные часы дня менее семи транспортных средств проезжает в обоих направлениях. На улице Риволи и Елисейских Полях одно транспортное средство проезжает каждые двадцать секунд. На расположенном за правым плечом фотографа новом мосту Сен-Мишель только слепой, глухой, хромой, сумасшедший и пьяный могут подвергаться опасности от уличного движения. Бодлер уже страдал от преждевременно наступившей старости, когда написал в 1860 г. «Прохожему»:

Женщина, взгляд которой он замечает, «проворна» и «быстра», «поднимая и покачивая подол своего платья с оборками». Она в трауре, но способна перейти дорогу с достоинством.

Век спустя прохожему и поэту, возможно, хватило бы времени, чтобы завязать разговор в ожидании, когда сменится свет светофора. Они могли бы сесть за столик кафе на мостовой или неподвижно стоять в несущейся толпе. Фотограф с камерой для высокоскоростной съемки мог бы схватить момент их поцелуя…

Барон Осман оставляет вопрос императора без ответа. Император, возможно, думает о Лондоне – последнем месте, где он соблаговолил заметить жизнь на улицах и приобрел свое досадное пристрастие к площадям и гудронированному дорожному покрытию, дорогому и сложному в обслуживании.

«Дайте мне еще год, – говорит барон, – и я превращу это место в площадь Пиккадилли».

Император должен уезжать в Компьень, где императрица катается по лесу, полному указательных столбов. Перед уходом он упоминает о части неотремонтированной дороги с гудронированным покрытием на авеню Виктория. Барон использует эту возможность, чтобы сказать об асфальтовом покрытии, торцовом мощении улиц, гранитных и порфировых панелях. Он изучает новый пастообразный клей и кожаные подметки для лошадиных копыт… Император, как всегда, ценит чувство юмора барона. Он с нетерпением ждет того момента, когда сможет увидеть более поздние фотографии, когда улицы уже будут очищены от разрушающихся жилых домов и открыты солнечному свету.

В городе, который меняется почти в мгновение ока, городские планировщики и фотографы должны свыкнуться с тем, что часть их времени и сил будет потрачена напрасно.

Под стремящимися ввысь минаретами дворца Трокадеро, который был построен по случаю Всемирной выставки 1878 г. архитектором, который спроектировал фонтан на площади Сен-Мишель, три комнаты были отданы городу Парижу. Тысяча деревянных рамок с фотографиями вывешены на деревянных колоннах, и их можно переворачивать, как страницы газеты. Эта выставка занесена в каталог как «Изменение улиц – фотографии старых и новых улиц». Снимки – такие живые, что зритель словно изучает городские пейзажи через безупречное оптическое стекло, – стоят попарно с другими фотографиями широких улиц, бесконечных железных балконов и отдельных памятников, которые уходят в туман.

Шарля Марвиля нет на этой выставке, и его имя не упоминается в официальном отчете об экспонатах, который ограничивается утверждениями общего характера: «В различных сферах своего огромного административного хозяйства город Париж постоянно обращается за помощью к фотографии». В отчете выражено сожаление об использовании солей серебра и золотой краски при воспроизведении снимков, «которые рано или поздно исчезнут», и отмечено, что фотографии оказались полезными в качестве судебных доказательств «в вопросах экспроприации».

Фото 5

Изображения площади Сент-Андре-дез-Арт нет на этой выставке. Барон Осман больше не работает в Отеле-де-Виль (он был вынужден уйти в отставку в 1870 г., чтобы умиротворить либеральную оппозицию). Император возвратился в ссылку в Англии, а некоторые улицы, которые на карте были прочерчены цветным карандашом, ждут своего часа. Бульвар Сент-Андре никогда не будет закончен. Марвиль исчез, а его бизнес был продан. Последнее свидетельство его деятельности – это счет, посланный в Комитет исторических сооружений, за фотографии новых улиц, которые заменили старые. Фотограф, который носил имя его ассистента, умер в 1878 г., и полагают, что Марвиль умер приблизительно в это же время. Место его смерти неизвестно.

И хотя некоторые приемы работы Марвиля можно установить по сохранившимся пластинам, его собственная точка зрения остается неясной. Ностальгия покрывала его городские пейзажи прочной пленкой, а в отсутствие писем и записанных разговоров никто не знает, что сам Марвиль думал о модернизации Парижа. Его фотографии могли быть портретами, написанными человеком, влюбленным в город, или муниципальными документами, в которых единственный след страсти – любовь фотографа к свету, тени и неожиданной детали.

Нет ничего, что можно сравнить с фотографией площади Сент-Андре-дез-Арт до 1898 г., когда другой фотограф установил свою треногу на том же самом месте. Когда-то он был юнгой, а потом актером. Теперь Эжен Атге таскает по городу свою тяжелую гофрированную камеру и стеклянные пластины, делая фотографии, которые продает художникам как documents pour artistes (материал для художников).