Громов все так же смотрит, но даже не думает отвечать на мои три кучи вопросов.

— Ну тебя в пень. Достали.

Вот даже не ждала внятного ответа, хватаю чемодан, сумку, быстро иду к центральной дороге, там есть шанс просто поймать такси, телефон окончательно сел. Но не успеваю пройти и несколько метров, как меня подхватывают и запихивают в припаркованный у обочины внедорожник.

— Что ты делаешь? Прекрати! Отпусти меня!

— Крис, ты чего такая буйная? Вот же дикая кошка!

В салоне авто просторно, тепло, играет тихая музыка.

— Лёня, поехали домой, и чемодан этой несносной леди закинь в багажник. Хотя на хрен нам твои вещи? Будешь голая ходить.

— Я сейчас выйду, и ты не помешаешь мне этого сделать. Возьму свои вещи, уеду к себе домой. И мне плевать на тебя, Шульгина, бриллианты, вашу прачечную и наркоту, вашу херову кучу денег.

Пока водитель выходил, я на весь салон кричала на Громова, он лишь сидел рядом, скалится, нагло разглядывая меня.

— Едем домой, — короткий ответ.

— Я не поняла. Домой? Это к кому домой?

— Ну не к тебе же, твой диван пиздец какой неудобный.

— Мне нравится мой диван. Лёня, вези меня ко мне домой.

Шофер уже сел за руль, но только посмотрел в зеркало заднего вида, ничего не сказал и тронулся с места.

— Громов, ты вообще слушал, что я тебе говорила? Я не хочу тебя видеть.

— А Артёмку?

— И его тоже не хочу. Я вообще не желаю иметь никаких дел с вами. От вас сплошные неприятности. У меня там чуть приступ не случился.

— Расскажи, — Игорь двигается ближе, смотрит внимательно, сейчас он не шутит и хочет знать, что было.

— Некий майор Рогозин и еще один, он не представился.

— Знаю такого, третий год окучивает нас, как слепой котенок в темной комнате.

— Мне нет никакого дела до ваших аграрных дел.

Громов смеется.

— Сексуальная и с чувством юмора, мечта, а не девушка.

— Зубы не заговаривай.

— А еще дерзкая, трахнуть бы тебя прямо тут, давай отпустим Лёню покурить?

Громов близко, жмусь в дальний угол салона. Бергамот и черная смородина заполняют легкие, мотыльки трепещут крыльями. Я точно ненормальная, не понимаю, как так можно реагировать на мужчину?

— А еще нюхнем по дорожке. Или это к Шульгину?

— Ничего-то ты не знаешь, Кристинка, — гладит костяшками по щеке, а потом, расправляя тугой пучок собранных волос на затылке, пропускает их через пальцы, сжимая в кулак.

Я вижу блеск в его зеленых глазах, а еще желание, оно передается мне.

— Так расскажи, что еще я не знаю.

— Что спрашивал Рогозин? — Игорь так близко, чувствую его дыхание он так приятно перебирает волосы, массируя голову.

— Забрал бриллианты. Сказала, что они не мои.

— Молодец. Нахуй они нужны? Я подарю тебе больше.

Не воспринимаю его слова близко к сердцу, а вот сама близость волнует.

— Мне рассказали, какие вы занятные парни и чем занимаетесь. Думаю, надо почитать на досуге, по какой статье вас посадят. Времени теперь у меня свободного много, и тоже все благодаря вам.

— Я тебе и так скажу, какая: сто семьдесят четвертая, часть третья УК РФ, но у них ничего нет на нас и никогда не будет.

А вот в то, что ничего нет, я верю, так бы не пытался Рогозин завербовать меня. Странно, почему он так в них вцепился?

— Зависть, а еще месть.

— Что?

Громов читает мысли?

— Рогозина опустили по самое не хочу, Тёма подставил его, чтоб не лез, куда не надо, понизили в звании, отобрали звезду. Вот он и выворачивается из кожи вон, чтоб прижать нас.

Под ласками его пальцев тело расслабляется, а кто-то совсем недавно кричал: «Уходи, я не хочу тебя видеть».

Я и сейчас не хочу, но… Слишком много «но».

— Поцелуй меня, — Громов просит, мои мотыльки нервно бьют крыльями. — Поцелуй, иначе я сам, но тогда уже не остановлюсь.

Смотрю на его губы, облизываю свои. Он первый раз меня просит, не могу отказать. Нас разделяют считанные сантиметры, легкое касание губами губ, они у него такие горячие, что, кажется, на моих будут ожоги.

Веду языком, проникая внутрь, улавливаю вкус кофе. Делаю все медленно, словно мучая его и себя, как хочу сама, двигаясь ближе, впившись в шею Игоря ногтями.

— Такая нежная девочка.

— Молчи.

— Я говорил тебе, что ты пахнешь майским небом?

— Да, охуительно.

— Лучше.

— Молчи.

— Целуй.

Легко усаживает меня к себе на колени, а я целую, не в силах остановиться. То медленно, то страстно, засасывая его язык, лаская своим, прижимаясь плотнее к горячему телу мужчины.

Чувствую, как он возбужден, но ничего не делает для того, чтобы раздеть меня или забраться под кофту. Это какой-то дикий петтинг голодных подростков. Пальцы колет его щетина, губы горят, по телу бежит жар, мотыльки, словно пьяные, падают на лету.

Я веду попкой, трусь сама о его выпирающий через брюки член. Мне чертовски мало всего, что происходит. Хочу его сама, сейчас, глубоко, до легкой боли, что разливается по телу удовольствием. Хотя бы его пальцы, которыми он трахает так, что забываешь, как дышать.

— Сам хочу тебя, но держусь, чтоб не сорваться, — говорит в губы, голос хриплый, он заводит еще больше.

— Зачем?

— Дурак, рядом с тобой перестаю соображать. Готов затрахать до обморока, смотреть, как ты кончаешь, бесконечно. Не представляешь, насколько ты невероятная.

Мне никогда и никто не говорил таких слов. Они заводят, они рвут на части разум и сердце.

— Хочу тебя! — слишком громко, теряя контроль, чувствуя, какая уже мокрая, как торчат и болезненно ноют соски, прося ласки.

— Подожди минутку.

— Не могу.

Секс в машине так и не случился. Было жалко отправлять Леонида покурить.

Он случился на полчаса позже, на поднебесном двадцать третьем этаже дома в Москва-Сити, в темной прихожей квартиры Громова.

Холодный кафельный пол под спиной, горячие ладони на влажной коже. Глубокое проникновение, мои крики, отражающиеся эхом по помещению. Со стороны это выглядело так, будто меня не трахали несколько месяцев.

— Игорь.

— Да, моя охуительная девочка.

Громов двигается слишком медленно, царапаю его грудь, сама вырвала все пуговицы на рубашке, было так необходимо его чувствовать. Маньячка долбаная.