Что делать, таковы неписанные правила идущей игры… Войной происходящее здесь назвать не поворачивается язык. Уж больно это на нее не похоже. Да, конечно, здесь как на настоящей войне гремят выстрелы, есть убитые и раненые, случается и пленные. Но нет самого главного, по крайней мере для одной из сторон — нет четко обозначенного врага. Потому что враг — немец, как в Великую Отечественную, это понятно. А вот враг — боевик, это очень уж расплывчато. Ты еще поди разберись, боевик он, или нет. А пока будешь разбираться, словишь либо очередь в спину, либо кинжал под лопатку. А чеченца врагом, только за то, что он чеченец назвать и думать не моги. Мы с народом не воюем, мы только бандитов в сортире перемочим и все, остальных чеченцев мы должны любить и защищать, ведь они граждане одной с нами страны, члены дружной семьи равноправных народов. Хорошие правильные лозунги, плохо только то, что односторонние. Тот же чеченец себе голову подобной ерундой не забивает, у него все просто: русский, значит враг. Для нас же чеченец становится врагом только когда начинает стрелять, а тогда, само собой уже поздно.

Есть и еще одно побочное последствие подобной политики. Если нет явно обозначенного врага, так нет ничего зазорного в деловом общении с мирными чеченцами. Если кто потрудится заглянуть поглубже в историю этого народа, то поймет, что словосочетание мирный чеченец звучит примерно так же, как еврей-оленевод. Но у нас упорно считают, что чеченцы мирными бывают и с ними можно иметь дела. На войне изобличенных предателей расстреливают, бывает даже без суда, и потому их ничтожно мало. Здесь предают очень часто и почти все, только некоторые крупно и подло — поставляя боевикам разведданные позволяющие уходить из засад и безбоязненно бить по слабым и уязвимым местам, продавая в рабство одних своих солдат и подставляя под пули других, это обычно штабные с большими звездами „астрономы“. Другие, предают по мелочи — толкая местным оружие и патроны, снаряжение и тушенку, это низший уровень, солдаты, прапора, бывает, проданными патронами стреляют в них же, иногда попадают, и тогда налаженный бизнес продолжают вести другие, пока не попадут в них. Такая вот война, впрочем, виноват, не война — контртеррористическая операция.

В крайнем дворе, укутанного туманом села взлаяла сторожевая псина. Коротко и звонко тявкнула и зашлась хриплым угрожающим лаем, тут же подхватила другая из соседнего двора, за ней третья. Вскоре рычало и гавкало, гремя цепями, все собачье население села.

— Чего это они?

Стасер обернулся на голос. Рядом с ним заворочалась густо поросшая травой кочка, и вдруг глянуло с ее поверхности самое обычное человеческое лицо разве что чуть-чуть подправленное серо-зеленой армейской маскировочной косметикой.

— Я почем знаю, может почуяли кого… — он в свою очередь откинул край маскировочной накидки, подставляя легкому предутреннему ветерку давно небритую щеку. — Ветер не поменялся, на нас дует, так что это кто-то другой их всполошил.

— Один черт, радости мало. Сейчас все село на ноги поднимут.

— Да и хрен с ним, — безразлично мотнул головой Стасер. — Хоть какое-то разнообразие, а то скучно сил нет. Слышь, Пинчер, я сползаю, покурю. Свистнешь если что…

Некурящий Пинчер лишь неодобрительно скривился, вновь исчезая под пятнистой накидкой. Подобные вольности в засаде не поощрялись, больше того, были категорически запрещены, и по всем канонам Стасер на время суточного дежурства должен был забыть о вредной для здоровья и полезной для вражеских снайперов и разведчиков привычке. Но в их паре старшим был как раз Стасер, а указывать старшим, что и как делать в армии не принято и небезопасно. Собаки все еще надрывались, несмотря на то, что кое-где уже хлопали дверями заспанные хозяева и слышались гортанные окрики на чужом, непривычно рыкающем для русского уха языке.

Причина поднятого переполоха вскоре стала ясна. С противоположной стороны села послышался гул мощных автомобильных моторов. Судя по тембру накатывающегося волнами звука, шли несколько армейских „Уралов“, причем шли явно сюда. Пинчер заволновался, такого поворота событий он не ожидал. По всем расчетам никаких подразделений федералов в село входить не должно было, но, тем не менее, они уже здесь и как их внезапное появление отразиться на выполнении поставленной задачи предугадать сложно. Вполне возможно, что их миссия теперь может оказаться проваленной. А этого чрезвычайно не хотелось, потому что работа была в этот раз не обычная рутинная, а особая, сулящая неплохие дивиденды в виде заокеанских денежных знаков.

Бесшумной, призрачной тенью, практически невидимый в лохматом камуфляже, из леса выскользнул Стасер. Он тоже услышал приближающийся гул и поспешил вернуться на позицию.

— Что тут?

— Машины идут, по звуку „Уралы“, штук пять, или шесть. Сейчас уже будут здесь.

— Кого это на наши головы еще хрен несет? — удивился Стасер. — Не дай Бог какая-нибудь внеплановая зачистка! Солдатики с перепугу и продырявить могут, доказывай потом, что ошибка вышла.

— Тебя посодют, а ты не воруй! — осклабился Пинчер. — Пусть еще найдут сначала. Да если и найдут, мы же не камикадзе, чуть что лапки кверху пока сынульки не напугались!

— Ага… На твою уголовную рожу только глянуть с непривычки, всю оставшуюся жизнь в постель мочиться будешь! Даже если ты свои землечерпалки к верху задерешь, ни хрена не поможет. Я вон ночью проснулся, глядь, твоя харя рядом, чуть спросонья инфаркт не заработал.

Пинчер, втайне гордившийся своей покрытой шрамами физиономией со сплюснутым носом профессионального боксера, довольно хмыкнул. Тем временем моторы, напоследок взвыв на надрывно-высокой ноте, смолкли. Несколько минут оба настороженно вслушивались в доносившиеся из села шумы. Их терпение вскоре было вознаграждено: где-то на противоположной околице простучала короткая автоматная очередь, и следом за ней послышался истошный собачий взвизг. Тут же понеслись и другие характерные звуки, составлявшие для опытного уха характерную мелодию типовой зачистки: визгливые бабьи проклятия и причитания, грохот вовсе неделикатно распахиваемых ворот и дверей, треск поломанных досок, и звон разбитых стекол, еще более яростный и безумный, хотя казалось что это уже невозможно, собачий лай. В селе начиналась жесткая зачистка. Чем она была вызвана вопрос второй, первый же и самый главный для затаившихся на подступившей вплотную к крайним домам кромке леса, заключался в том, что же им в предложенных условиях делать.

— По-моему мы с чистой совестью можем отсюда сваливать, — высказал свое мнение Пинчер. — Это мы и Папа могли о зачистке не знать, а эти пидоры в горах все знают. Так что не придет он, не дурак ведь. А был бы дурак, давно бы умер.

Стасер согласно кивнул. Невысокое мнение напарника о степени секретности организованных большими звездами мероприятий он полностью разделял. Действительно, чеченский боевик Саламбек Сатуев, которого уже третий день, меняясь через сутки, пасли почти у порога его родного дома офицеры спецразведки, наверняка был оповещен когда именно не стоит отправляться на побывку дабы избежать неприятного контакта с представителями федеральной власти. Так что в ближайшие дни его появления по месту прописки ждать бессмысленно, а жаль, нужен был разведчикам паршивец Сатуев просто позарез, очень нужен. Был у них к этому яркому представителю чеченского народа целый ряд вопросов, очень интересных вопросов, сулящих немалую прибыль.