— Так. Давай прикинем. — Белый опустился на лестничное бревно. Картавкин присел рядом. — Десятого полк прибыл в город. Суток двое им понадобилось разместиться. Плюс сутки на сбор полной информации об офицерском составе полка. С китайской стороны требуется суток пять, чтобы информация поступила в Токио. Плюс суток двое, пока она дошла до нашего агента. Выходит, неделя, с двенадцатого по двадцатое. Вот тебе, Семён Петрович, и задача: вспомнить, кто из китайцев и кто из наших побывал у тебя в эти дни.

Картавкин махнул рукой по лысине:

— Подумаем. Вспомним. С ходями проще. Их по пальцам пересчитать можно. А вот с нашими… Тут столько народа толклось. И Кузьма Бубнов. И от Мичурина приезжали. И полицмейстера нашего, Киселёва, людишки тёрлись.

— А Бубнов зачем приезжал? — спросил Белый.

— Понятно — за овсом. Он, почитай, его у всех по берегу скупает.

— И почём?

— Семь копеек за пуд. — Картавкин с силой потёр шею. — Честно говоря, я бы с ним никаких дел не имел. Но полицмейстер, будь оно всё неладно, пристал словно лист банный: продавай ему, и всё тут. Второй год коммерцией занимаюсь. Себе в убыток.

— Отчего ж в убыток? — Белый попытался скрыть усмешку, но атаман её разглядел.

— Ой, будто сам не знаешь? Ты же вчера в казармах был? Был. И про цены они тебе рассказали. У нас покупает по семь копеек, а продаёт-то по шестьдесят! А куда выручка? То-то!

— Бубнов может быть, — Белый решил использовать словарный запас атамана, — «тем человеком»?

— Нет, — уверенно мотнул головой Семён Петрович. — Себе в карман положить дармовую копейку завсегда положит. Не постыдится. А вот продать Отечество — нет. Он хоть и молоканин, а всё же веры христианской. Для него измена смерти подобна.

— Ладно. Ты, Семён Петрович, мне список по памяти составь. Буду проверять.

— И как же ты их, интересно, проверять-то станешь? Кто где…

— А ты мне и поможешь, Семён Петрович.

Картавкин хитро прищурился.

— Вот ты, Владимирыч, со мной вроде как советуешься, разговоры разные откровенные ведёшь. А вдруг я и есть «тот человечек»? А?

— Думал я и над этим. Да только если бы ты, Семён Петрович, хотел переметнуться на сторону, то бастион с ловушками здесь бы не строил. К тому же человек, который продал сведения, знает поболее твоего.

Он ведь сообщил не только о прибывших артиллеристах. Так-то, Семён Петрович. — Белый поднялся, отряхнул с одежды песок, сказал: — Если сам вычислишь китайца, не трогай его, просто последи, и всё. Позови меня. Он только связник, не более. А нам нужна крупная рыба.

— Обижаешь, Владимирыч. Тям имеем. Ну а ежели китаёзы нападут раньше, и тот промеж них будет или, предположим, попадётся моим людишкам? Сам понимать должен, всякое случается.

— В таком случае, спрячь его, но так, чтобы ни одна собака не смогла до него добраться раньше меня.

Как только дрожки, разбрызгивая из-под колёс грязь в стороны, вывернули на улицу Большую, Киселёв поинтересовался:

— Вы куда китайцев девать собираетесь, Анисим Ильич?

Кнутов поморщился: вот, не успел прийти в себя, а уже расспросы.

— Старика и второго, того, что стоял с камнем, приказал привести к нам. Остальных— по домам.

— А чего не заперли в сарае? После бы допросили.

— Толку-то? Они же, господин полковник, уже сговорились. Пока возле стены топтались. Будут петь в одну дуду. Да я так думаю, что они всего-то и не знают. Один драку начал, другие ввязались. Допрашивать тех двоих нужно.

— И то верно. — Киселёву было неприятно осознавать, что он в присутствии подчинённого бухнулся в обморок. Ещё хуже становилось от мысли, что тот не просто видел его беспомощное состояние, но и ничего не сделал, чтобы привести начальство в чувство. Мерзавец! — Анисим Ильич, завтра с утра жду вас с докладом по делу Кузьмы Бубнова.

— Слушаюсь, господин полковник.

— Кстати, где наш столичный гость?

— Сегодня рано утром выехал в Марковскую.

— В управе не появлялся?

— Никак нет, господин полковник.

— Вот и слава богу! В такой обстановке нам только его не хватало. Анисим Ильич намеревался поделиться своими подозрениями по поводу приезжего, но передумал. Бес его знает, как далее повернётся. А ежели столичный чиновник выполняет чьё-то распоряжение свыше? А его с потрохами сдать Киселёву? Прощай тогда всякая надежда на возвращение в столицу. Полковник не лыком шит. Поди, тоже мечтает о возвращении в Петербург. Вот и приглядывается ко всем действиям Белого. Деньги-то уже приготовлены. Чай, не только с Бубновым финансовые махинации вел. Пусть сам и думает, что да как…

Двухмачтовый, колёсный пароход «Селенга» стоял у городской пристани. Первым в грязь спрыгнул Кнутов. Его примеру последовал губернский полицмейстер. Возле трапа собралась изрядная толпа пассажиров и зевак, которые со страхом и удивлением слушали рассказы о происшествии на судне буквально несколько часов назад.

— Кнутов! — Киселёв даже не посмотрел на следователя, знал: и так всё слышит. — Свидетелей на судно! Посторонних выпроводить к чёртовой матери, чтобы не мешали! Медики прибыли? — вопрос был для вахтенного у сходней, по коим полицмейстер поднялся на корабль.

— Так точно! — испуганно вскрикнул молоденький матрос, вытянувшись перед грозным начальством. И добавил: — С ними и наш судовой дохтур.

— Где убитые?

— На баке, ваше высокоблагородие!

— Где?

Матрос понял, что попал впросак и тут же предложил:

— Разрешите проводить? — и первым пошёл вдоль кормы судна.

Киселёв и запыхавшийся Кнутов, которому с помощью увещеваний и жестов удалось разогнать толпу, последовали за ним.

Тела убиенных лежали на палубе, завёрнутые в грязную холстину. Анисим Ильич наклонился и откинул тяжёлую, успевшую пропитаться кровью ткань. Их было двое: мужчина средних лет в военном мундире и молодая женщина лет двадцати пяти. Анисим Ильич вгляделся в лицо мужчины:

— Виктор Николаевич Хрулёв.

— Сам вижу. — Киселёв перекрестился. — Так вот какая смерть была уготована нашему пограничному комиссару. Пулевые ранения…

— Три. Все в грудь. — Сыщик распрямился и, оглядевшись по сторонам, подошёл к забрызганной кровью переборке палубной надстройки. — Видимо, Хрулёв стоял здесь. С первым выстрелом тело прижало к стенке корабля. Две других пули достали его тут же.

Кнутов показал на тёмно-бурые пятна на белой окраске корабля. Владимир Сергеевич к тому времени самостоятельно осмотрел труп пограничного комиссара и перешел к обследованию женщины:

— Один выстрел. В грудь. Прямо в сердце.

За спиной послышались шаги, и перед следователями явился капитан «Селенги»: