— Фу, как грубо! — сморщила я нос. — Разве господин посол не рассказал тебе, что его адъютанта нельзя бить розгами?

И вопросительно подняла брови: интересно, знает ли уже Дитер о моей беременности? Кажется, нет.

— Сейчас тобой распоряжаюсь я, малыш, — сказал он и щелкнул меня по носу. — А ну, раздевайся!

Вздохнув, я принялась расстегивать френч.

«Шоу продолжается!» — услышала в голове крайне заинтересованный и звенящий от возбуждения голос Забияки.

Я застыла с поясом в руках. Как же я забыла про своих хранителей? Мне стало столь неловко, что щеки запылали румянцем.

— А ну, брысь! — не разжимая губ, прошипела я. — Вон из комнаты!

— Что? — нахмурившись, переспросил Дитер.

Он снял очки и теперь сверлил меня хмурым взглядом, острым, как меч. Я смутилась вторично.

— Что-то в горло попало! — пробормотала я и закашлялась в кулак. — Кхе-кхе…

Духи в голове рассмеялись.

«Надеюсь, наша помощь вам не пригодится, хозяйка, — сказал Умник. — Если что, мы будем рядом».

«За дверью», — добавил Забияка.

«Подслушивать».

Прежде чем я успела снова возмутиться, драконы отделились от кулона полупрозрачными облачками и тонкими струйками скользнули под закрытую дверь.

— Ну-ка, давай сюда пояс! — тем временем скомандовал Дигер.

Я вздохнула и вложила пояс в его протянутую ладонь. Она была горячей и твердой, пальцы — крепкими и сильными. Я снова заулыбалась, когда мой генерал привычно его свернул и с совершенно бесстрастным лицом велел:

— Теперь снимай штаны!

— Дяденька, не бейте! — захныкала я, но внизу живота уже разливалось щекочущее тепло.

— Поговори мне тут! — Дитер был непреклонен.

Я со вздохом медленно стянула брюки и вызывающе вильнула задом.

— Бей, тиран! — с мрачной обреченностью разрешила я. — Бессердечное чудовище!

— С каменным сердцем, — подтвердил генерал и шлепнул меня поясом.

Это было совсем не больно, но неожиданно.

— Ой! — выдала я.

— Это тебе за то, что не осталась дома, — пояснил Дитер и шлепнул еще раз. — А это за то, что переоделась мальчишкой и полезла в армию… — В третий раз! — А это за то, что не слушалась Шэна.

— Я слушалась! — запротестовала в ответ, повернув обиженное лицо.

Дитер прицыкнул и погрозил пальцем:

— Не слушалась! Иначе бы не отстала от гвардии Е Бо-Джинга!

— Я сражалась! Да ты сам наградил меня медалью!

— Орденом, дорогая, — ответил Дитер. — Орденом за мужество.

И шлепнул в четвертый раз.

— Ай! — Я привстала и потерла нашлепанное место. — А это за что?

— Авансом, — невозмутимо произнес генерал. — Мало ли что ты еще придумаешь? Ну, теперь иди ко мне, пичужка.

Я обиженно сопела, надув губки и глядя на генерала из-под растрепанной челки.

— Не пойду! Поймай, если сможешь.

— Вот егоза! — Дитер отшвырнул пояс и потянулся ко мне.

Я вильнула в сторону, откатившись на кровати, и засмеялась, когда мой генерал упал на подушки.

— Нечестно! — скрипнул зубами он.

— Кто не может использовать силу, пользуется хитростью, — лукаво ответила я и снова ускользнула, а потом напала сзади и поцеловала в ухо: — Бу! На каждую силу всегда найдется другая сила. Учти на будущее, генерал.

— Учту, — ухмыльнулся Дитер и, развернувшись, сгреб меня в объятия, осыпая поцелуями шею, щеки и уши.

Я смеялась, пыталась вырваться, но только упала на кровать и болтала в воздухе ногами, пока он снимал с меня сапоги и расстегивал френч. Стало так легко, так беспечно, будто не было никаких предсказаний и никакой угрозы, а мы наконец находились в своем доме — счастливые и свободные, любящие друг друга.

— Я так соскучилась по тебе, любимый, — прошептала я. — И так боялась, что увижу тебя не скоро.

— И я скучал, — хрипло признался Дитер, гладя меня по обнаженной груди и лаская теплый живот. Мне казалось, под его ладонью оживает моя малышка, вибрирует, наслаждаясь нашим счастьем, нашей негой, и дарит мне блаженство. — Когда Шэн нашел меня… когда рассказал, что взял тебя с собой в качестве адъютанта, я чуть его не пришиб! Ей-богу, ударил кулаком по столу так, что он разлетелся в щепки!

— О, ты всегда был вспыльчивым! — пропела я, оглаживая крепкий пресс и наслаждаясь твердыми мышцами и выраженным напряжением в его паху.

— Я думал, — со вздохом продолжил Дитер, — что ты самая вздорная… непослушная… из всех женщин, которых я когда-либо знал! И так… беспокоился, когда мне сказали… что ты… пропала…

Он застонал, когда я взялась за его горячую плоть и стала гладить медленно и сладко, подаваясь навстречу и целуя красиво очерченные губы.

— Тебе рассказали крестьяне? — спросила я, лаская языком уголок его рта. — Что я… что мы… поехали в замок?

— Да, — выдохнул Дитер и одним резким движением раздвинул мне ноги. — Ох, Мэрион…

— Эй, не раздави меня! — засмеялась я. — Со мной теперь нельзя быть таким грубым.

— Это еще… почему? — сквозь зубы выцедил он.

— Скажу потом, — улыбнулась я, сама приподнимая бедра и разводя их в стороны. — Прошу, любимый… будь нежен!

Мой генерал наклонился и поцеловал меня в губы, я перехватила и умножила его стон, когда Дитер вторгся в меня, уже ожидающую, уже наполненную жизнью. И задвигалась вместе с ним, шепча на ухо нежные слова, вскрикивая, кусая губы, сначала упрашивая быть осторожней и нежнее, потом прося сильнее и глубже, отдавая себя без остатка. Волны блаженства качали нас, подкидывали к теплу и солнцу, мы по капле выдавливали свое одиночество, тоску и страх, насыщаясь любовью и жаром. И потом, на пике наслаждения, когда я почувствовала, как Дитер напрягся, я сжала его ногами и простонала:

— Не бойся… теперь можно… прошу…

И вскрикнула, ощутив горячую пульсацию внутри, а после расцвела сама.

Мы лежали, тяжело дыша. Дрожали от пережитого наслаждения, целовались, не в силах отпустить друг друга. У Дитера были счастливые глаза: я видела себя в его зрачках, и золотые искры сияли над моей головой, точно нимб.

— Ты… уверена, пичужка? — спросил он, гладя меня по животу. — Я имею в виду, что мы и в прошлый раз не предохранялись, и вот теперь…

— Уверена, — улыбнулась я, целуя его в кончик носа. — Я никогда не была столь уверенной, как сейчас.

— И не боишься забеременеть в такое время? — спросил Дитер. — Я ведь снова скоро уеду, и эта война… мы еще ничего не решили с кентарийским вождем, поэтому…

— Волков бояться — в лес не ходить, — перевела я на фессалийский давнюю поговорку. — И я не боюсь, любимый, потому что — уже.