– Что же, я собираюсь поспать, – совершенно спокойным голосом внезапно сообщил мне Кац.

– О чем ты говоришь? Ты не можешь заснуть!

– Могу, конечно. Я делал это тысячу раз.

Я услышал шум ворочающегося тела и сопение, неотличимое от того, что издавало существо снаружи.

– Стивен, ты не можешь уснуть, – приказал я. Но он мог. И вот что особенно обидно: он заснул потрясающе быстро.

Существо, теперь уже существа продолжили пить с громким чавканьем. Я не смог найти ничего на замену аккумуляторам, поэтому отбросил горелку, надел налобный фонарь и, убедившись, что он работает, включил его. Затем, готовый отразить атаку, я медленно опустился на колени, как биту сжимая в одной руке свою походную палку, а в другой выставленный вперед нож. Медведи или не медведи, любые животные, кем бы они ни были, утоляли жажду еще минут двадцать, а потом спокойно ушли туда, откуда пришли.

Это был радостный момент. Вот только я знал из книг, что они, скорее всего, вернутся. Я вслушивался и вслушивался, но лес затих. В конце концов я перестал сжимать палку и надел свитер, несколько раз замирая, вслушиваясь и боясь повторения медвежьих звуков. И только через некоторое время я снова залез в свой спальник, чтобы согреться. Я лежал и смотрел в кромешную тьму, понимая, что больше никогда не смогу спокойно спать в лесу.

А потом провалился в неодолимый сон.

Я думал, что Кац будет утром невыносим, но он оказался просто невероятно дружелюбным. Он пригласил меня на чашечку кофе, и когда я появился, чувствуя себя крайне несчастным и лишенным сна, он спросил меня:

– Ты в порядке вообще? Выглядишь дерьмово.

– Не выспался.

Он кивнул:

– Так ты думаешь, это реально был медведь?

– Кто его знает?

Я вдруг подумал о сумке с едой – обычно медведь идет именно на нее – и повернул голову, чтобы посмотреть, но она до сих пор висела примерно на высоте четырех метров от земли на ветке, которая была на расстоянии двадцати метров от нас. Возможно, целеустремленный медведь смог бы спустить ее вниз. Честно говоря, даже моя бабушка могла бы спустить ее. Но этого, как я видел, не произошло.

– А может, и нет, – разочарованно сказал я.

– А ты знаешь, что у меня есть на всякий случай? – спросил Кац и многозначительно похлопал себя по карману рубашки. – Кусачки для ногтей, потому что никогда не знаешь. когда может появиться опасность. Я выучил свой урок, поверь мне, дружище.

И захохотал.

Мы вернулись в лес. По всей длине Национального парка Шенандоа Аппалачская тропа идет вблизи и параллельно Скайлайн Драйв и даже иногда с ней пересекается, хотя большую часть времени в это сложно поверить. Часто, когда вы будете продираться через нетронутые леса, вдруг за деревьями промчится машина всего на расстоянии 15–20 метров от вас. Это всегда поражающая картина.

В начале 1930 годов потомакский «Клуб Аппалачской тропы» (дитя Майрона Эйвери, почти не отличающийся от «Конференции по Аппалачской тропе») подвергся критике со стороны других клубов путешественников. Особенно его критиковал аристократический «Клуб Аппалачских гор» в Бостоне. Критиковал за непротивление постройке «Скайлайн Драйв» через парк. Задетый этим Эйвери отправил МакКею глубоко оскорбительное письмо в декабре 1935 года. Оно, это письмо, по сути и завершило официальные, хотя уже тогда не особо дружественные отношения МакКея с тропой. Эти двое больше никогда не разговаривали друг с другом, хотя, к чести МакКея, он тепло отозвался об Эйвери после его смерти в 1952 году и особенно отметил, что тропа не была бы построена без него. Куча народу до сих пор не очень любит трассу, но нам с Кацем она нравилась. Неоднократно мы могли сойти с тропы и карабкаться по горам часа два или три. В начале сезона (а был ранний апрель) на дороге почти не было машин, поэтому мы отнеслись к «Скайлайн Драйв» как к широкой заасфальтированной альтернативе тропе. Было в новинку иметь под ногами что-то твердое, а еще чрезвычайно приятно было быть на открытом, залитом теплым солнечным светом пространстве после недель, проведенных в непроходимой лесной чаще. У автомобилистов была совершенно другая, более избалованная реальность, чем у нас. Частые возвышенные просторы, роскошные виды (даже сейчас, в чистом весеннем воздухе, покрытые серой дымкой на расстоянии шести или семи милей от нас), информационные таблички с полезными фактами о флоре и фауне парка, даже урны. Мы согласились, что, имея подобное на тропе, мы бы смогли его применить. Ну а потом, когда то ли солнце стало слишком горячим, а наши ноги заныли (асфальт оказался невероятно тяжелым для ног), то ли мы просто зря понадеялись на перемены, мы вернулись в наш дорогой, прохладный и неудобный лес. Было вполне приятно и даже здорово иметь возможность выбора.

На одной из стоянок Скайлайн Драйв мы подошли к информационной табличке, которая висела под таким углом, чтобы привлечь внимание читателя к ближайшему спуску, симпатично обросшему гемлоком – темным, почти черным хвойным деревом, по сути характеризующим Блу-Ридж. Эти гемлоки и другие деревья, растущие вокруг тропы дальше, уничтожаются тлей, нечаянно завезенной сюда из Азии в 1924 году. Служащие национального парка, как грустно утверждала табличка, не в состоянии что-то сделать для деревьев. Деревьев слишком много, причем на довольно большом участке леса, для того чтобы было возможно распылять химикаты. Но есть идея. Почему бы не вылечить несколько деревьев? Почему бы не вылечить хотя бы одно дерево? Хорошие новости в том, если верить табличке, что некоторые деревья смогут восстановиться естественным путем через какое-то время. Фух!

Шестьдесят лет назад в горах Блу-Ридж почти не было деревьев. Это были сельскохозяйственные земли. И сейчас еще в лесу тропа часто может привести к останкам старой каменной стены, когда-то огораживающей поле, а однажды мы натолкнулись даже на небольшое кладбище, напоминающее о том, что это была одна из немногих горных территорий во всей цепи Аппалачей, где люди действительно жили. К их неудаче, они оказались не теми людьми. В двадцатых годах прошлого века социологи и другие ученые из городов вторглись на эти холмы и, несомненно, удивились тому, что обнаружили. Здесь процветали нищета и обездоленность. Все эти земли были очень бедными. Большое количество людей обрабатывало склоны, которые шли практически перпендикулярно земле. Три четверти людей на холмах не умели читать. Большинство из них вряд ли вообще ходили в школу. Девяносто процентов детей были внебрачными. Санитарные нормы им были почти неизвестны – только десять процентов домовладельцев имели туалет. Помимо всего этого, горы Блу-Ридж оказались безумно красивыми и очень удобными для получения прибыли от тогда еще нового класса автомобильных туристов. Очевидным решением проблемы стало перемещение людей с вершин гор в низины, где они по бедности нанялись бы на работу к новым хозяевам жизни и стали бы строить трассу для путешествующих туда-сюда по воскресеньям людей, а также превращение всего этого в развлекательную зону в горах с платными лагерями для туристов, с ресторанами, с кафе-морожеными, с мини-гольфом, с суматохой и со всем остальным, что только может принести хотя бы один доллар.